— В смысле? — Опять в груди что-то заныло предчувствием беды, если я что-то сделаю неправильно.

В голове раздался смешок, а потом ехидный голос сказал: «Дубина ты стоеросовая, парень. Она же отдает себя в твои руки полностью. Не упускай такого случая». Что же делать? Смятение и смущение овладели мной в полной мере. Пармалес проворчал: «Повторяй за мной, изъятый». Он стал говорить мне фразы, которые я произносил вслух, ощущая в теле легкую дрожь, словно перед очень важным свиданием:

— Клянусь корнями древа, что приму твою опору. Клянусь телом древа, что воспользуюсь твоей силой во благо. Клянусь корой древа, что приму твою защиту и сам стану тебе защитой. Клянусь ветвями древа, что рук своих не отведу в сторону от твоих. Клянусь листвой древа, что беды мы встретим вместе. Клянусь семенем древа, что не буду мешать тебе исполнять клятву древа.

Пока я говорил, твердь под ногами тряслась все сильнее. В какой-то момент я едва не упал, но Клэв поддержала меня, на секунду ухватив под локоть. А потом словно перца втерли под кожу — так стало жечь в плечах. От боли на глазах выступили слезы, но вскоре жжение прекратилось. А также перестала трястись ветвь-тропа. Я недоуменно посмотрел на свою кожу там, где припекло, и увидел знакомые татуировки, совсем как у вождей и Ходящих во всех трех племенах моркотов. Так вот что это означает! Клятвы верности! Судя по величине рисунка, а у меня он едва обозначился парой узоров, у стариков таких клятводанников было много. Я с тревогой посмотрел на Гасту. Но у той все вроде бы было в порядке. Внезапно она преклонила колено и глухо произнесла:

— Жду наказания, мой лорд.

— Что? — удивился я, чувствуя странный позыв подойти к ней и помочь подняться.

— Я покушалась на твою жизнь. В даракале Шанталь я пыталась наслать заклятие семян.

Я улыбнулся:

— И получила их в себя обратно, подозреваю. То-то ходила потом в крапинку. Продырявило, что ли?

— Есть такое дело, — с заметным облегчением поднялась с колена Гаста.

— Зачем ты это сделала? Зачем напала тогда?

— По приказу лендерры Тристании и магессы Ованны. Они хотели убедиться, что ваша сила действительно отражает заклятия, и именно обратно в того, кто его попытался наслать.

Экспериментаторы, елы-палы… Она же могла пострадать! Гаста, словно угадав думы, вползшие мне в голову, сказала:

— Моя листва — она особенная, поглощает магию, не дает нанести сколько-нибудь значимого урона. Но сама может пострадать, как тогда и получилось.

Я подошел к ней и прикоснулся к листве на плече. Она оказалась бархатистой и очень даже живой. Зашевелилась, словно почуяла тепло, потянулась к пальцам. Гаста сдавленно хихикнула и отступила в сторону со словами:

— Прошу, не надо.

Ощущения от прикосновения к ее волшебной коже были своеобразными. Словно томящая дрожь накатила на мое тело, захотелось прижаться к этим листьям, слиться с ними. Они обещали что-то… Что уже сейчас подействовало на меня так, будто впереди ждет нечто очень хорошее. Даже в животе затеплился огонь, поползший куда не следует. Судорожно облизав мгновенно пересохшие губы, я отвернулся от Гасты, подошел к бассейну и шумно окунул лицо в прохладную воду, выгоняя из головы пугающую мысль, сломавшую все спокойствие в душе. Я что… Хочу эту растительность?! И не просто так. Хочу владеть ею безраздельно! «Извращенец… Уже на кусты бросаешься…» — сказал я сам себе. Почему-то внутри сидела уверенность, что проблемы только начинаются. До сих пор были просто развлечения.

Путь к нашей цели занял без малого месяц. Это была изнуряющая гонка с препятствиями. Правда, черепашья, но тут уж нашей вины не было. Идти приходилось давно нехожеными дорогами, а то и просто новые прорубать, за неимением старых. Джунгли не терпят пустоты внутри своих владений. За столетия следы цивилизации банально растворились в душной глубине зарослей.

Подозреваю, что так не мучились даже конкистадоры времен завоевания Центральной Америки. Им-то приходилось все-таки по земле топать. Мы же передвигались не просто вперед, три раза «ха»! И вверх приходилось, и вниз, и даже по диагонали иногда пробирались среди лиан, воды и монстров. За это время наша четверка успела основательно притереться друг к другу и друг другу надоесть. Самое обычное дело среди путешественников. Разве что несколько моментов донимали меня без перерыва. Это, прежде всего, попытки выяснить у Горотура, что же такое этот самый фурраж, на что рогатый лишь посмеивался и смотрел на меня странно добродушным взглядом усталой нянечки. Я даже беситься начал от его уловок и изворотливости. Не менее доставучим оказался чрезмерно повышенный интерес праншасы Кевианзии к моей невосприимчивости чужой магии. Дошло даже до того, что она разок собралась зафигачить мне в морду фаербол. Горотур отговорил лягуху под тем предлогом, что она получит свой пылающий презент обратно, причем сразу и прицельно. Это немного охладило энтузиазм Квази, но не так чтобы очень. Так что мне приходилось постоянно быть настороже еще и из-за нее — с лягухи станется влепить в спину молнию в чисто исследовательских целях. Она вообще оказалась знатной магиней. По мере проявления ее способностей тур явно проникался неподдельным уважением к этой лягушке-переростку.

Не хуже донимала меня и ее подруга, охотница-форестесса. Клэв вбила себе в голову, что мы идем за суперпуперклевым сокровищем, прибив по пути всех спутников, чтобы не делиться. Так что нам даже по нужде в кусты на привале ходить приходилось с изрядной долей осторожности — зелененькая дремала чутко и во всеоружии. Получить в глаз метательный кинжал из ее запасов мне не улыбалось. Горотур, по-моему, тоже под конец пути стал реже поворачиваться к охотнице спиной — от греха подальше. Самое интересное то, что Клэв при этом была сплошным скопищем оптимизма, болтовни и любопытства. Непередаваемое сочетание страха и доверчивости выносило мозг похлеще наркоты, особенно ее окружающим, то есть нам с Горотуром.

Но самой большой занозой в моем седалище стала ходячая кустоподобная девушка ростом почти семь футов, сильная, вредная и вездесущая. Уже на второй день совместного пути Гаста жизнерадостно известила всех, что будет моим телохранителем и постелеблюстителем. Получив за последнее сорванной орхидеей по мордасам, она лишь рассмеялась, поймала меня в свои довольно жесткие объятия и прошелестела на ухо:

— Какой же ты пылкий, хозяин! Так и хочется отдаться!

Так у нас и повелось. Форестесса усиленно преследовала несчастного меня под предлогом охраны, я шпынял и гонял ее во все стороны, а в особо тяжелые моменты перекоса у нее в голове — прятался за широкую спину тура, который незамедлительно вступался за своего хвостатого нанимателя. В какой-то момент я не поверил сам себе, когда понял, что эта игра стала каким-то наркотиком. Если за день ничего такого не случалось, я уже сам провоцировал лесную девчонку на скабрезности и обжималки в ближайших кустах. В такие моменты взгляд Горотура становился задумчивым. Памятуя о его планах женить драгоценного меня, я старался не подавать ему повода начать вновь эти разговоры. Но пару раз тур все-таки чуть ли не угрожающе намекал мне на спокойную жизнь рядом с могучей женщиной.