Только было он уселся напротив Лао Дуна и собрался открыть рот, чтобы рассказать про Ма Сяомэн, как Лао Дун замотал рукой:

– Можешь ничего не рассказывать, про это уже весь город знает, я уже обо всем наслышан.

– Дядюшка, я хотел спросить, что мне теперь делать?

– Назови восемь знаков своих и своей жены.

Минлян продиктовал Лао Дуну все знаки, и тот, загибая пальцы, занялся подсчетами. Считал он долго, после чего спросил:

– Сам-то что думаешь?

– В такой ситуации путь один – развестись. Как не крути, это большой позор.

Лао Дун покачал головой.

– Чего ради? Ты и твоя жена в предыдущей жизни были супругами. И ты ей тогда много чего задолжал, считай, что случившееся – это воздаяние за прошлое.

Минлян остолбенел.

– Знаки говорят, что ваши брачные узы еще не завершились; если выберешь развод, то возмездие будет ждать тебя и в следующей жизни.

– А что я натворил в прошлой жизни?

Лао Дун снова принялся загибать пальцы, наконец произнес:

– Ты отобрал у нее полжизни.

Минлян снова остолбенел. Оказывается, в случившемся с Ма Сяомэн ему следовало винить не ее, а прошлого себя, который отобрал у нее полжизни.

– Сынок, к чему ворошить прошлое, поговорим о настоящем, твоя жена только что чуть не повесилась, если ты с ней разведешься, она снова наложит на себя руки, и тогда ты снова отберешь у нее жизнь.

Сделав паузу, он продолжил:

– Есть такие воздаяния, от которых и за несколько воплощений не отделаешься, таких случаев в мире полным-полно… – Впрочем, все мои гадания – сплошная чушь, не принимай всерьез, не принимай всерьез.

Минлян встревожился:

– Дядюшка, к таким делам требуется подходить серьезно, иначе как мне из этого выпутаться?

Сделав паузу, он тут же продолжил:

– Дядюшка, а если не расходиться, то, как тогда лучше поступить?

– Если не расходиться с ней, то надо разойтись с Яньцзинем.

– Это как?

– Взять и покинуть это место.

Вдруг Минлян понял, что нынешняя ситуация один в один напоминает тот случай, когда ему пришлось из-за матери покинуть Ухань и вернуться в Яньцзинь. Теперь же ему следовало покинуть Яньцзинь. Стало быть, теперешний Яньцзинь стал для него своего рода прошлым Уханем. Минлян вздохнул:

– Дядюшка, покинуть Яньцзинь не сложно, но куда мне деваться?

– А это можно и прояснить, – откликнулся Лао Дун.

Он попросил Дун Гуаншэна возжечь благовония перед Высочайшим наставником Чжао. Когда все было подготовлено, Лао Дун подошел к столу, опустился на колени и совершил три поклона перед наставником. Бормоча что-то под нос, он с закрытыми глазами нацелился прямо перед собой. Открыв глаза, он объявил:

– На запад.

– На запад – это куда?

– А это неизвестно, не дано узнать.

– На западе у меня и нет никого.

– Сынок, раз уж такая ситуация, что весь город в курсе, чем занималась твоя жена, которая к тому же наложила на себя руки, тут уж без разницы, что написано на роду и куда уезжать, главное, что надо в любом случае покинуть Яньцзинь.

4

Переезд из Яньцзиня в другое место превратился для Минляна в тяжелую задачу. Ведь это не то же самое, что уехать куда-нибудь на заработки, временный отъезд он на то и временный, что через полгодика-год или пусть даже лет через пять ты все равно возвращаешься обратно; такие случаи, когда выбор места особого значения не имеет, подходит лишь для заработков; они же с Ма Сяомэн собирались уезжать из Яньцзиня не на короткий срок, а навсегда, так что им следовало хорошенько обдумать, где именно обосноваться; было бы замечательно, если бы в том месте жил кто-нибудь из знакомых, который бы хорошо ориентировался в тамошней ситуации, чтобы в случае чего помог им советом. За пределами Яньцзиня находились все четыре стороны света, но Лао Дун нагадал, что направляться им следует именно на запад, но там большинство путей было для них закрыто. Кроме Яньцзиня, Минлян бывал лишь в Ухане, однако Ухань находился не на западе от Яньцзиня, а на юге; в любом случае Ухань навевал на Минляна печальные мысли, к тому же там жили Чэнь Чжанцзе и Цинь Цзяин, таким образом Ухань отпадал; Ма Сяомэн в свою очередь бывала в Пекине, но Пекин находился на севере, к тому же в Пекине она занималась этими делами, что только бы растревожило старые раны, поэтому вполне естественно, что Пекин отпадал тоже. На западе было много разных городов, но ни про один из них Минлян не знал; на западе жило много людей, но ни одного из них Минлян тоже не знал.

Повара ресторана «Маршал Тяньпэн», у которого Минлян учился варить свиные лытки, звали Лао Хуан; человек он был в общем-то неплохой, разве что на язык острый; когда Минлян только-только стал работать на кухне и никак не мог довести целый котел лыток до равной степени готовности, Лао Хуан принимался его поучать: «То, что неумелому сложно, умелому легко, толстенный лед образуется не за один день». Минлян понимал, что повар над ним насмехается, но когда ты у кого-то учишься мастерству, то следует просто слушать, не принимая замечания близко к сердцу; стоит только принять их всерьез, как и дело примет серьезный оборот; насмешки наставника – дело обычное, ну и пусть себе говорит, а ты слушай, да отвечай что-нибудь в угоду, к примеру, «мастер, вы правы»; дай человеку порадоваться. Спустя три года у Минляна уже получалось сварить лытки как надо, хотя по вкусу они все еще выходили хуже, чем лытки в исполнении Лао Хуана, тот ему на это замечал: «Я ведь занимаюсь этим уже три десятка лет, а ты – всего три года, если бы вкус получался таким же, то мне бы следовало уже уйти на покой». В таких случаях Минлян ему просто отвечал: «Мастер, вы правы». Спустя десять лет свиные лытки стали получаться у Минляна практически так же вкусно, как и у Лао Хуана, и тогда тот принялся ворчать: «Обученный помощник – голодающий мастер, считай, что я сам себе могилу вырыл». Минлян в таких случаях тут же отвечал: «Мастер, мне до вас далеко, вы для меня всегда будете учителем; а, по вашим словам, выходит, что я посмею отплатить вам черной неблагодарностью»; тогда уже полошился Лао Хуан: «Дурачина ты, я же просто шучу, неужто непонятно?», а Минлян ему в ответ: «Мастер, а я и правда дурак, решил, что вы действительно так обо мне думаете». Лао Хуан лишь хохотал. Услышав новость про Ма Сяомэн, Лао Хуан, нисколечко не заботясь о чувствах Минляна, обрушился на него с обвинениями: «Взять и вставить нож в спину, да ее убить мало, – начал он, имея в виду Сянсю с улицы