Самойловича (ныне свергнутого, см. об этом далее), который, как писал Голицын, «менши меня чином и породою», также как и от гетманов и канцлеров Речи Посполитой, а ему ответить отказывается. Главнокомандующий не верил, что хан якобы доходил до Конских Вод и до Карачекрака, где Голицын «мешкал» с русским войском, ожидая крымской орды; заявлял, что татар не обнаружили выезжавшие в степь многочисленные русские разъезды. «И потому узнаваю я малолюдство и безсилие твое, что ты нигде мне с войсками своими не явился и бою со мною не дал», — высокомерно заключал Голицын, отмечая, что ханское распоряжение «поля все от Перекопи до Конских Вод и до самых днепровых берегов выжечь» явно свидетельствует о его желании уклониться от схватки с русским войском. Вместе с тем, несмотря на резкий тон и обвинения Селим-Гирея в трусости, Голицын не отказывался от переговоров, предлагая хану вновь прислать «добрых и разумных» послов для переговоров о мире[390]. Однако в ставке главнокомандующего, несомненно, понимали, что фактический отказ хана от дипломатического контакта подводил черту под окончательной неудачей первого Крымского похода. Предпринятого военного давления на ханство оказалось недостаточно.

Отступление войска и завершение похода

Начав 18 июня отступление, армия двинулась к Янчокраку, который миновала в тот же день. Пройдя за день 10 верст, войско расположилось на возвышенности у Великого Луга, где была вода и скромные запасы травы. Следующий день прошел без движения, а 20 июня армия, миновав Ольбу, двинулась к р. Конские Воды, где, по свидетельству Гордона, «имелось довольно травы и леса». 20 июня Голицын и Самойлович пришли к устью указанной реки, «в которых местех впала та река в днепровые заливы». Гетман с казаками перешел реку и разбил лагерь на другом берегу. Здесь войско стояло 5 дней, до 25 июня. И хотя Гордон отмечает в дневнике, что в указанной местности «имелось довольно травы и леса», Голицын в отписках жаловался: «конские кормы добываем с великою трудностию», от их недостатка многие лошади «повалились, а которые и остались и те з бескормицы пристали». Л. Р. Неплюеву он 23 июня сообщал: «Мы стоим на устье Конской, где она пришла к Великому Лугу, кормы есть, толко добываем из луга заводами с трудностию, посылали в разъезд да Самари, приехав, сказали нам, что по Самарь все поле выгорело, мы готовим сено, сколко возможно, чем бы до Самари перетянуть, а за Самарью, сказывают приезжие, что будто не горело». Главнокомандующий решил послать туда «для береженья полки, чтоб стерегли от пожаров, мосты поправили и меня дожидались». Гордон также отмечает усилившийся падеж лошадей, неспособных везти орудия и припасы, по причине плохой воды в округе, от которой умирали и люди. 25 июня русское войско переправилось через Конскую и вновь встало лагерем при «днепровых заливах». Видя, что «конских кормов нигде добыть невозможно», Самойлович и Голицын 26 июня от реки Конской пошли к р. Московке[391]. Переправившись через нее «при великих нуждах конских кормов и за упадком лошадиным», русская армия 27 июня вышла к р. Вольной. Через нее объединенное войско перешло на следующий день, намереваясь двигаться к р. Самаре, поскольку «на Московке и на Вольной, — как писал Голицын, — конских кормов нет ж, все выгорело». По пути, как рассчитывал главнокомандующий, войско ожидало «три стана (то есть привала. — Авт.) — на речках Сокоревке (Оскоровке. — Авт.), Вороной и на Татарке», но, как донесли Голицыну, и «на тех речках конских кормов нет ж, все вызжено». Поэтому он планировал перейти в поисках фуража за Самару, где ожидать царского указа о дальнейших действиях[392].

1 июля войска пришли к Самаре и расположились против городка Кодака «в целости». Как писал Голицын, до Самары армия шла «с великою нуждею, бес кормов конских», из-за чего пало множество лошадей, как полковых (тягловых), так и верховых. Лишь «от реки Самари кормы конские являтца почали». Войск противника армия при отходе так нигде и не встретила[393]. 6 июля Голицын получил с В. Сапоговым царскую грамоту и приложенные к ней некие статьи. Текста этих статей в разрядной книге первого похода нет. По всей видимости, в них предлагались какие-то варианты продолжения военных действий, поскольку Голицын отвечал на них пространными сентенциями о невозможности держать столь крупную армию в опустошенном пожарами крае. Он подчеркивал, что войско отступило от Карачекрака «от самых великих нужд», в связи с массовым падением лошадей, для которых тут «не токмо в запас сен наготовить, но и на самую нужду на один день конских кормов никакими мерами нигде добыть не могли». Главнокомандующий напоминал, что степи выжжены вдоль Днепра с обеих сторон, в связи с чем, отступая «степми горелыми», ратные люди «кормили лошадей своих сухарями и крупами, и мукою и многие запасы издержали». В результате истощения хлебных запасов и отсутствия травы «на такие великие войска для коней не токмо хлеба напечь, но и сена наготовить никоторыми мерами нигде было не мочно»[394].

8 июля армия достигла р. Кильчень, 9 добралась до ее истока и уже 10 июля встала на р. Орель, чуть выше впадения в нее р. Липянки, где наконец-то были хорошие запасы травы, воды и леса. В тот же день были наведены гати для переправы, которая началась на следующий день. Перейдя реку, войско прошло 2,5 тележной версты и расположилось лагерем, где отдыхало три дня, до 15 июля[395].

28 июня в Москве получили отписку Голицына от 20 июня с известием о военном совете, решении прекратить марш и об отправке к Каменному Затону корпуса Л. Р. Неплюева. В ответ в армию 3 июля срочно выехал Ф. Л. Шакловитый с царской грамотой и секретными статьями. Грамота, впрочем, не содержала конкретных указаний о дальнейших действиях, ограничиваясь дежурной похвалой воеводам и всему войску за службу и общими рекомендациями «чинить» дальнейший «над неприятели промысл и поиск»[396]. Текст статей Шакловитому не был включен в разрядную книгу первого похода, но их черновики сохранились в одном из столбцов Московского стола Разрядного приказа и были введены в научный оборот С. М. Соловьевым.

Прибыв в ставку Большого полка, думный дьяк должен был похвалить Голицына, остальных военачальников и все войско за службу, подчеркнув, чтобы они в связи с неудачей похода «никакова оскорбления и сумнителства не имели потому, что то учинилось праведною волею Божиею», а великим государям известно их «тщание и охотное радение» к воинскому делу. Стоит отметить, что в официальном наказе подобных утешений главнокомандующему и всему