Госпожа хочет, чтобы ты могла защитить себя. Ты — слуга Чийомэ-сама.

— Я живу, — сказала я, язык не слушался, — пока этого хочет Чийомэ-сама. Но я не могу убивать. Не буду, — я опустилась на колени и коснулась лбом холодного дерева. — Если госпожа хочет, чтобы слугу убили за непослушание, слуга с радостью умрет.

Братишка прошипел:

— Встань. Не… Есть разница в защите себя, Рисуко, и убийстве других.

Я подняла голову, на его лице была тревога.

— Я знаю, что такое куноичи. И знаю, что такой меня хочет видеть леди Чийомэ.

Он скривился и покачал головой, то ли отрицая мои слова, то ли очищая разум.

— Не будь так уверена. Твой отец хотел бы этого. Подними свой меч.

— Братишка, сэр… — лепетала я.

— Учиться защите с бамбуковым мечом — не значит убивать, — он протянул мне меч. — Возьми.

Я подумала об отце. Как он чистил мечи.

Рука дрожала, но я обхватила рукоять.

Рукоять была обернута кожей, подходила ладони, словно была создана для моей руки. Я стояла, расставив ноги, держа перед собой ученический меч. Не думая, я заняла первую позицию танца Миэко-сенсей. Упражнений с мечом, что Ото-сан проводил во дворе каждое утро до того дня, когда его вызвал лорд Имагава. Я смотрела на крепко связанные полоски бамбука, видела мысленно вместо этого меча стальную катану отца.

Перед глазами все вспыхнуло.

— Молодец, Рисуко, — сказал Братишка. — Ты приняла первую позицию. Хорошо. Начнем.

И он провел меня через все упражнение — танец — и, как всегда, я знала каждое движение до того, как предыдущее заканчивалось. Разве мы с Усако не повторяли за Ото-саном по утрам, сжимая ветки сосны или бамбуковые палки, пока он взмахивал мечом?

Я помнила, как мы стояли в тени низкой крыши возле кухни, как повторяли за ним. А Ото-сан притворялся, что не видит нас.

Братишка провел меня через упражнение четыре раза, и мы поворачивались в разные стороны: на восток, юг, запад и север.

Братишка поклонился, и я поклонилась в ответ. Во мне словно бурлило серебро.

— Это, — сказал он, — мы называем Шестьдесят четыре перемены. Усвоишь эти позиции, и сможешь держать меч в равновесии, атаковать и нападать, оставаясь прикованной к своему центру. Каждая позиция сочетает пять элементов, две энергии. Все течет с первой позиции Двух полей, — он занял стойку, широко расставив ноги, меч был перед ним. — Ты должна врасти в землю.

Он обошел меня, поправил стойку кончиком меча, заставил встать чуть шире, согнуть колени, но не слишком сильно, показывая, как держать меч не слишком высоко и не слишком низко, поправил рукоять.

Удовлетворившись, он встал напротив меня и снова занял стойку.

— Дальше — Бутон бамбука, — он склонился в сторону правой ноги, меч поднял по диагонали от левой ноги к макушке. — Эта позиция позволяет перенаправить силу противника вниз без вреда для себя или меча, как юный бамбук ты трещишь и качаешься, но не ломаешься.

Если бы не его размер, он бы выглядел как бамбук в лесу с этим деревянным мечом в руках.

Я повторила за ним, и он снова поправил мою стойку.

— Последнее на сегодня — Ключ к Небесам, — он остановился передо мной, поднял правую ногу, согнув в колене, поднимая меч над головой, а потом опустил ногу и меч с грохотом.

Я уставилась на деревянный меч, что он остановил в ногте от моей груди.

Мы повторяли все движения. Я видела отца, исполняющего их. Но только смотреть со стороны…

Я стояла, руки снова дрожали.

— Рисуко, — сказал Братишка, отступив и показывая, что нужно повторить за ним. Я начала, но не смогла ничего сделать. Его большое лицо источало тепло, он ждал. Я сглотнула, ступила вперед и вяло ударила бамбуковым мечом.

Не знаю, почему, но при этом в голове возникло изображение курицы, которой Тоуми свернула шею. Ее странные демонические глаза смотрели в мою душу.

— Хорошо, — улыбнулся Братишка. — Еще раз.

Я повторяла движение — бросок и удар вниз — снова и снова, пока не начала ощущать его как работу на кухне: чик, чик, чик…

— Хорошо, — снова сказал Братишка. — Ты постаралась сегодня. Завтра — еще три позиции. А теперь тебе можно идти на кухню.

* * *

Позже на кухне в моей руке был один из длинных острых ножей, я резала дайкон, потому что, хотя я хотела двигаться, идти мне было некуда. Я думала о движениях танца Миэко. О том, как они ощущались с мечом в руках. Два поля — равновесие и готовность. Бутон бамбука — в сторону, меч вверх, чтобы остановить атаку. Ключ к Небесам — резкий удар вниз…

— Думаю, редиски хватит, Яркоглазая, — голос удивил меня, я вдруг поняла, что сделала, пока блуждала мыслями далеко. Гора нарезанного дайкона лежала на разделочном столе, как сугробы снега на ветках тсуги. Я испуганно подняла голову.

Лицо Ки Сана было серым, шрамы казались бледнее обычного.

— А…? — утром случилось столько, что я не знала, как закончить вопрос.

— Масугу станет лучше. Но ходить он сможет не скоро. Но вы со Змейкой постарались. И мой настой, конечно.

— Змейка?

— Ага. Я так зову Миэко. Красивая, как змея, спокойная и такая же опасная, если на нее наступить, да? — он подмигнул.

— О. А она еще…?

— Нет. Ушла в Убежище с остальными. Тут теперь только ты, госпожа и мужчины, — я, видимо, была встревожена, раз он вскинул руки. — Твой друг с лунным лицом, Аимару, остался с Масугу. Говорит с ним.

Я вспомнила пальцы Масугу на своем подбородке, его лепет.

Ки Сан улыбнулся.

— Думаю, он не просил Лунного пирожка выйти за него замуж. Хотя кто знает…

Кровь прилила к моему лицу.

— Хороший у тебя пояс, — он собрал травы с полочек и бросил в большой котел куриного рагу, что начал кипеть на огне.

— Ох, спасибо, Ки Сан-сан, — я подняла нож, который использовала, а потом опустила снова.