Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, мелкотня, давай по домам. Покемарить охота. — Розали встала и стряхнула с пальцев пепел. Он рассеялся на ветру, не долетев до асфальта.
— Ага, давай. — Дэш тоже встал и помахал ей, чуть не потеряв равновесие.
Розали прыснула и бодро зашагала вдоль дороги. Дэш какое-то время наблюдал за ней, а потом окликнул:
— Эй, дылда.
Она обернулась.
— Кстати о мечтах… Только хороший разговор спасет этот мир! — заявил он.
Розали подумала пару секунд и показала ему большой палец, дескать, круто.
Надо познакомить ее с парнями из школы. Вот они обзавидуются. Или к черту парней и их сальные шуточки, он позовет Розали в гости. Хоть причина убраться в комнате появится. Но, может, не стоит ее звать. Он не мог представить Розали рядом с матерью или сестрой. Они же с разных планет. Нормальной беседы у них не выйдет.
Дэш вышагивал по тротуару, пытаясь представить разговор матери и Розали, а потом что-то пошло не так. Асфальт с шумом начал трескаться под ногами, будто разрушался изнутри. Дэш в ужасе остановился. Тротуар и дорога для машин растрескались, асфальт чернел и рассыпался в пыль. Что это? Конец света? Апокалипсис? Атомная бомба? В панике Дэш перебирал все катастрофы, которые мог вспомнить. На пустой улице никого не было, даже не у кого попросить помощи. Он ринулся к чьему-то забору, чтобы разбудить жильцов, но тут начали расти его руки. Они удлинялись, тянулись и тянулись, пока он не перестал видеть пальцы. Проснулась его чудовищная часть! Руки собираются задушить маму! Дэш взвыл и повалился на землю, прямо на черный растрескавшийся тротуар, чтобы остановить руки, не дать им добраться до мамы. Никак не получалось их вернуть, они остались далеко-далеко. Дэш вспотел от ужаса и уткнулся носом в тротуар.
— Эй, вы в порядке? — раздался голос.
Сначала Дэш решил, что это конец и он попал на божий суд, о котором иногда твердила Эйзел, но это оказался незнакомец, озадаченно склонившийся сверху.
— Вам нехорошо?
Дэш с трудом сфокусировался. Над ним стоял мужчина в сером рабочем комбинезоне, а рядом шумела мусороуборочная машина. Другой мужчина катил к ней полный бак. Вперед и назад простиралась тихая утренняя улица, а Дэш лежал на тротуаре и, кажется, плакал. Тротуар выглядел нормально — привычное серое полотно в обе стороны. Он уставился на свои руки, которые снова оказались там, где должны были быть, и с трудом сглотнул. Мусор с их улицы забирают в восемь утра, значит, Дэш провалялся почти два часа. Чертова марихуана!
— В п-порядке, с-спасибо.
Мужчина помог ему встать, с подозрением оглядел и лишь после пятого заверения, что все в порядке, вернулся к работе.
Дэш прислонился к забору, приходя в себя. Эксперимент прошел неудачно. Вряд ли стоит его повторять.
До дома ему оставалось пара сотен метров, но шел он их долго, потому что еще несколько раз ему казалось, что его руки снова удлиняются. Тогда он ложился и прижимал их к тротуару. Вроде помогало. На третий раз он начал подумывать о том, чтобы идти в другую сторону, но потом опомнился. Это же глюки.
Еще издалека он заметил машину, припаркованную у их изгороди — черный неприметный седан «Ауди». Дверь их дома распахнулась, выпуская двух женщин, одетых в черные брючные костюмы. Они спустились с лестницы, синхронно прошагали по дорожке и разделились только у машины — одна открыла переднюю пассажирскую дверь, другая — обошла и села за руль. Несколько секунд, и седан уже сворачивал налево.
При их появлении Дэш сделал вид, что просто шел мимо, сказывалась привычка притворяться в любой непонятной ситуации, и теперь застыл на тротуаре, смотря вслед уехавшему «Ауди». Рановато для визита в восемь утра.
В голове снова непрошено завертелись истории про серийного маньяка, защиту свидетелей и ФЦР. И сейчас их было даже не списать на травку. Собранность и сосредоточенность этих теток наводили именно на такие ассоциации. Вероника. Наверняка это ее люди. Дома он слышал это имя неоднократно. Обычно оно произносилось с особым придыханием, обозначающим нечто среднее между демонстрацией обожания и скрываемой опаской. Так говорят, например, про тигров: да, чудесное творение природы, сильное и прекрасное, посмотрите, какая невероятная грация, но близкого знакомства спасибо, не надо. Дэш раньше недоумевал: зачем мама работает на такого босса? Сейчас он начал думать, что у неё просто нет выбора. Возможно, у семейства Холландеров только один вариант, если они хотят выжить, а не быть зарезанным посреди белого дня и не прятаться, как тараканы, в сомнительных мотелях.
Или… Неужели это мафия? Чем его мать занимается на самом деле?
Появление этой парочки означало, что мать вернулась вчера вечером, когда Дэш ушел на смену.
Он обогнул дом и зашел через заднюю дверь. Сейчас ему очень хотелось спать, а не лицезреть равнодушие матери или раздражение бабки, к тому же он побаивался повторения глюков, поэтому пробрался через холл и уже начал оценивать возможность добраться до лестницы незамеченным, как услышал голоса из гостиной.
— Он отдаляется, — произнесла мать. — Нельзя его отпускать.
— Ладно, скажи ему, — проворчала в ответ Эйзел. — Или Вероника тебя опередит. А ее методы ты знаешь.
Дэш затаил дыхание, а мать все молчала и молчала и не торопилась с ответом.
— Вероника не даст ему шансов, — в конце концов проронила она.
— Ну, может он сумеет надежно спрятаться. Задатки есть, — не удержалась бабка от ворчливого сарказма. — Я иногда неделями его не вижу и не слышу.
— Нужно что-то понадежнее. Надо найти способ его обезопасить.
— Я искала много лет. Ничего нет. У семей никогда раньше не было такой ситуации, и никто не ломал голову над тем, что с этим делать.
— Надо было сказать ему с самого начала, — вздохнула мать. — Маленьким он принял бы все проще, чем сейчас. Я и Эштон поэтому не говорила так долго, не хотела их разлучать.
Эйзел фыркнула.
— С ней ты зря тянула. У нашей Эштон хребет в сто раз крепче! А этот… Не похож на нас, слюнтяй и баба. Думаю, мы можем не бояться — шепот на нем не сработает.
— Но я не могу сдаться сейчас! — В голосе матери послышалась сталь, как было всегда, если ее мнение кто-то оспаривал. — И не позволю Веронике решать!
— Вероника твоего разрешения не спросит и слушать тебя больше не станет. Сама понимаешь, с ним в доме мы