Дэш слушал ее голос и снова ощущал себя во сне, в том самом, который снился ему сегодня перед пробуждением: шепот, который не гипнотизирует, а обещает. Это всего лишь сон, он не имеет никакого отношения к реальности и ничего не изменит. Фиби зря старается, своими уловками она ему голову не заморочит. Она лишь притворяется наивной, а сама нащупывает слабые места, как все русалки, кажется доверчивой и легкомысленной, но это маска. Все русалки так себя ведут: очаровывают, нашептывают сладкие песни, а потом губят. И эта такая же.

— Fatum tuum signatus est,(**) — произнес он.

Фиби застыла на полуслове, распахнув глаза. В них вспыхнуло недоумение и даже обида. Сейчас она не сможет двигаться, как бы ни пыталась. Дэш наконец разобрался, почему она кажется ему знакомой: очень уж она напоминала его первую жертву — ту, с тремя родинками в форме полумесяца и платьем с узором из цветов. У них почти одинаковое выражение лица.

Что ж, мать будет довольна, а Эштон пусть утрется. Она никогда не верила в брата, но он докажет ей, что она ошибалась.

Дэш достал балисонг.

* Дэш столкнулся с зеленым гремучником, ядовитой змеей семейства гадюковых. Обитает на территории Северной Америки от Мексики до Канады.

** Fatum tuum signatus est (лат). — твоя судьба запечатана

Глава 10. Слишком много правды

Миф — это то, что мы отрицаем в себе.

Автор неизвестен

Самое волнующее чувство — чувство дома. Мы с Дэшем много путешествовали, но всегда брали его с собой. Оно наполняло рюкзаки, набитые милыми душе вещами, наполняло сердца, когда вместе планировали будущее. И это главное, ведь можно много лет жить в одном месте, но никогда не чувствовать себя дома по-настоящему.

Когда мир изменится, мы с Дэшем тоже найдем только наш дом — чистая вода и синяя даль до горизонта. И будем в безопасности.

Апрель 1990

К шестнадцати годам Дэш нашел баланс в своей жизни — он увлекся дальними велосипедными прогулками. Сначала он объехал весь Хоннакон, а когда улицы в нем кончились, начал обследовать округу. Брал палатку и Енота и уезжал километров за десять к заповеднику или холмам Матагани, проводил там день-два и возвращался. Енота он возил в велосипедном сиденье позади, и пес радостно вертел головой во все стороны, разглядывая дороги и деревья.

В поездках Дэш был совершенно и безоговорочно счастлив: свобода, верный друг рядом и весь мир под колесами. Иногда он сожалел, что рядом нет Эштон — ей нравилось то же самое. По крайней мере раньше. Дэш старался наслаждаться за двоих, чтобы, если бы Эштон вдруг спросила, он бы мог ей рассказать, где был и что видел.

В школе Дэш хоть и общался с двумя мальчиками — соседями по парте с испанского и математики, но так и не приобрел близких друзей, зато обзавелся недоброжелателем. Одноклассник по имени Брайс Келли прятал его вещи, кидал тетради в раковину, полную воды, науськивал весь класс использовать рюкзак Дэша как мусорное ведро. Дэш злился и терял уверенность, и обиды омрачали жизнь. Однажды Брайс намазал стул Дэша прозрачным клеем, и Дэшу, под гомерический хохот одноклассников, пришлось ковылять в туалет вместе со стулом, потому что иначе пришлось бы снимать штаны прямо в классе. Через пару дней он столкнулся с Брайсом в туалете один на один и не удержался.

Драка была короткая и злая. Дэш ударил противника лбом об раковину и заставил просить прощения. Рыдающий Брайс, залитый кровью из рассеченного лба, долго и горячо извинялся, умоляя его не трогать, обещал больше не смотреть в его сторону и вовсе забыть о его существовании. Дэш и сам испугался.

Что, это в нем так просыпается чудовище?

Инцидент дошел до руководства школы в несколько измененном виде, потому что Брайс говорил всем, что упал на скользком полу и расшиб лоб, однако потом Дэша долго задирали его дружки: подкарауливали по дороге из школы и били. Дэш терпел молча, пока в один прекрасный момент не выдержал и не начать бить в ответ. Одному мальчику он сломал нос, и это скрыть уже не удалось.

Мать вызвали к директору, но она была в командировке, а Эйзел отказалась прийти, поэтому директору пришлось выкручиваться самому: в наказание он отправил Дэша на воспитательные работы в библиотеку. Он принял наказание безропотно, даже посчитал его слишком мягким. Целый месяц стирал карандашные заметки из учебников, отдирал жвачки от обложек и расставлял книги по названиям.

К нему приклеился ярлык «неблагополучный». Тут всё встало в ряд — и мать, которая никак не реагировала на вызовы в школу, и воспоминания о взрывном характере и вспышках гнева мисс Эштон Холландер. Одним словом, наследственность и плохое воспитание. Школьный психолог периодически пытался склонить Дэша к беседам два раза в неделю, но Дэш всячески увиливал. Он не собирался приходить в душный кабинет и обвинять в своих проблемах мать или бабку. И уж тем более делиться с посторонними опасениями по поводу своей тёмной природы.

После того как мать все же дошла, кажется, в первый или во второй раз в жизни, до администрации, директор начал посматривать на него как-то странно. Выражение в его глазах неприятно походило на жалость. Мать, в свою очередь, в своей бесстрастной манере изложила, каким ничтожеством Дэш будет, если не возьмется за ум. Какое-то время это, взяться за ум, даже получалось, но репутация у него уже сложилась — учителя привыкли видеть в нём лентяя и прогульщика, соученики — драчуна. Мать слишком часто отсутствовала, чтобы присматривать за ним, а Эйзел больше волновали больная спина и готовка ужина. Постепенно всё вернулось в прежнюю колею. У Дэша завелась парочка дружков, с которыми он попивал пиво и обсуждал девчонок, просиживая на стадионе и на пустыре за кинотеатром.

Он старался не пересекаться с родными. Стоило их увидеть, и его охватывала злость. Они тоже не горели желанием с ним общаться. Во время материнских командировок он совсем расслаблялся. Эштон уезжала теперь вместе с матерью, Эйзел просиживала у себя или на кухне. Дом оказывался в распоряжении Дэша. Он огрызался на бабку, когда она пыталась остановить его от разорения семейной копилки в виде белого медведя, приходил хоть под утро, приводил ночью друзей, они включали музыку и шумели, пили пиво и даже покуривали сигареты прямо в комнате. Впрочем, когда мать была дома, ситуация не сильно менялась. Она выслушивала жалобы бабки и роняла нечто вроде