Она также заметила, что Энн и Мэрион образовали какой-то странный союз, что стало неожиданностью, потому что в сериале Энн была скорее второстепенной фигурой, маленькой актрисой, которая дополняла актерский состав, но никогда не имела своей собственной сюжетной линии. Конечно, Мэрион сама была статичным персонажем, так что, возможно, это их и объединяло.

Дороти оставалось только пережить утро, оторваться от остальных троих в нужное время и встретиться с Нэйтаном Ридом. Она надеялась, что ее укладка продержится.

Незадолго до полудня она дипломатично спросила:

– Никто не возражает, если я пойду поищу своих друзей?

Когда никто не возразил, она слегка помахала им рукой и направилась к главному входу.

* * *

Все утро Джеральд играл роль любящего семьянина. Он сопровождал Мэрион и девочек по ярмарочной площади, выудил свой бумажник, чтобы заплатить за рожки мороженого, и по пути завел подходящую случаю светскую беседу. Утренняя директива предписывала ему оставаться на ярмарке до тех пор, пока он не получит официального сообщения о том, что пришло время уходить. Двусмысленность этого заявления заставила его встревожиться. Он и представить себе не мог, что им придется оставаться до десяти часов вечера, когда ярмарка закроется. А что означало «официального»? Незнание заставляло его нервничать.

Конечно, Джеральд в целом был встревожен. То, что над ним нависла грозовая туча из пропавших денег, заставляло переживать. Прогуливаясь по ярмарке, он испытывал тревожное, неуютное чувство в животе, ощущение, что что-то произойдет. Он просто не знал, что это может быть. Он оглядел толпу, ожидая, что банковский эксперт отыщет его, подбежит и скажет, что мистера Манси обнаружили при попытке уехать из города с чемоданом, полным украденных денег, и что другие сотрудники отрицали, что знали помощника управляющего банком, только потому, что им угрожали жизнью, если они проговорятся. Тогда Джеральда бы оправдали, а его семья и коллеги возрадовались бы. Он даже представил праздничную сцену, где они поднимают бокалы, чтобы произнести за него тост, что было бы хорошим завершением фильма о воссоединении.

Или, с другой стороны, возможно, он столкнулся бы с несколькими самыми богатыми жителями Хейвена. Он представил, как встречает две пары, все они разодеты в пух и прах, мужчины в костюмах-тройках, их жены в строгих платьях, которые ищут его на ярмарке.

При встрече они сказали бы, что слышали о проблемах в банке и готовы покрыть дефицит, и к тому же неустанно работали, чтобы доказать его невиновность. Он представил, как один из мужчин говорит:

– Честно говоря, я потрясен тем, что кто-то мог когда-либо подозревать Джеральда Барлоу в подобном проступке! – Его жена сжимала бы свои жемчужины и кивала в знак согласия.

Тогда другой джентльмен вытащил бы чековую книжку из внутреннего кармана пиджака и сказал:

– Я готов выписать чек прямо сейчас, чтобы решить эту проблему. Подумать только, они обвиняют мистера Барлоу в воровстве! – Он бы возмущенно качал головой. А потом была бы сцена, в которой совет директоров и мистер Браун извиняются за то, что плохо с ним обращались. Джеральд, будучи более взрослым человеком, простил бы их.

Попади эта сюжетная головоломка в руки опытных сценаристов, ее можно было бы разрешить довольно легко.

День действительно улучшился, когда Дороти ушла искать своих друзей. Он почувствовал какую-то тонко завуалированную враждебность между ней и Энн. Ничего, на что он мог бы указать пальцем. Своего рода нетерпение со стороны Дороти? Сестры. Между ними вечно что-то происходит. Как только Дороти вышла из уравнения, настроение внутри их группы стало легче, как будто четвертый человек и являлся помехой.

Раздобыв еду, они сели обедать за ближайший деревянный стол для пикника. И, что самое приятное, тот располагался в тени.

Джеральд пожевал початок сладкой кукурузы, намазанный маслом и посыпанный солью, а когда покончил с едой, съел восхитительный кусочек жареного цыпленка. Его кока-кола тоже была превосходной, сладкой и освежающей. Мэрион и Энн выбрали хот-доги и лимонад. Он наблюдал, как они деликатно кусают, пока он наедался, создавая небольшой беспорядок. Не то чтобы его это заботило. Когда он положил столовые приборы в ведро с водой, то немного намочил пальцы и вытер их салфеткой. Как новенькие.

– Я думаю, это лучшая жареная курица, которую я когда-либо пробовал, – объявил он, вернувшись к столу.

– Мой хот-дог тоже был хорош. – Мэрион, которая теперь ела картофельный салат, сделала глоток из своего бокала.

– Честно заработанная еда всегда самая вкусная, – добавила Энн.

Тогда он почувствовал себя лучше, как физически, так и эмоционально. Голод был причиной большей части его капризов, теперь он это понимал. Вернувшись домой, он определенно будет скучать по этому времени в Хейвене.

Втроем они сделали еще один круг по территории. На этот раз Мэрион позволила ему взять ее за руку. Возле будки для метания топоров он остановился.

– Я бы хотел попробовать. – Когда настала его очередь, девочки подбадривали его. Ему удалось поразить цель четыре раза из пяти, причем один из них попал точно в яблочко. Мэрион и Энн захлопали в ладоши, когда лезвие топора идеально вонзилось в мишень.

– Молодец, папа, – сказала Энн.

Работник крикнул:

– У нас есть победитель!

За свои старания Джеральд внимательно изучил призы и в конце концов выбрал новую расческу в прозрачной целлофановой упаковке. Он поклонился, вручая его Мэрион.

– Для вас, миледи.

– Спасибо вам, сэр. – Она присела в реверансе и сунула расческу в свою записную книжку, после чего они продолжили путь.

Толпа становилась все гуще. Игравший ранее оркестр польки сменил квартет из парикмахерской: четыре мужчины в шляпах с плоскими полями, жилетах и подвязках на рукавах, которые пели о велосипеде-тандеме. Музыка с карусели доносилась даже до другого конца парка. Когда они подошли достаточно близко, чтобы увидеть вращающихся лошадей, Энн захотелось остановиться и посмотреть. Джеральд узнал музыку каллиопы и начал подпевать. Внезапно он замер, заметив знакомое лицо в толпе впереди.

Музыка отошла на задний план, когда его взгляд сфокусировался на одном человеке. Он окинул взглядом внешность парня в целом, отметив жилистое телосложение и резкость его движений. Он узнал бы его где угодно. Мистер Манси. На нем не было одежды банковского работника, но он был одет в рубашку с коротким рукавом и рабочие брюки с подтяжками. Соломенная шляпа была сдвинута на затылок, открывая его характерные блестящие темные волосы.

– Манси, – сказал он, и это слово с шипением вырвалось у него сквозь зубы. Манси же быстро направлялся прочь от того места, где они стояли.

– Что? – спросила Мэрион, дотрагиваясь до его руки.

Джеральд отмахнулся от нее и шагнул вперед, его сердце бешено колотилось. Он проталкивался сквозь