Ева, о которой в суматохе все позабыли, подошла к ним и, склонив к плечу голову, с интересом прислушивалась к разговору взрослых.

— Почему? — поинтересовался Криш.

— Потому что я еще нужна ей для экспериментов. Я первый удачный опытный образец, — ответила девочка, и эти слова звучали в устах ребенка дико и страшно. — Мама не довела до конца работу.

Алисе показалось, что она ослышалась.

— Кто? — переспросила она.

— Ингрид, моя мама, — ответила Ева и переступила с ноги на ногу.

* * *

Они притащили несколько массивных шкафов, про себя благословляя немцев за педантичность и основательность, и соорудили нечто вроде баррикады, обезопасив себя от вторжения мохнатой роты Ингрид хотя бы на время, и только после этого смогли наконец подумать о том, что сказала Ева.

Ее слова казались столь невероятными и дикими, что не хотелось ей верить. Но против фактов, как говорится, не попрешь.

А ведь, если присмотреться, Ева и вправду напоминала Ингрид. Правда, кожа у девочки была белая и даже бледная, зато овал лица, глаза, волосы оказались точно такими же, как у чернокожей валькирии. И как же они сразу не догадались? Как простая мысль об их родстве даже не пришла никому из них в голову? А ведь они были в разгромленной детской, не случайно находящейся как раз рядом с кабинетом Ингрид.

Ева держалась настороженно и, стоя в стороне, наблюдала, однако пока что не проявляла признаков агрессии. «Когда проявит — будет поздно что-то предпринимать», — сказал себе Олег, в свою очередь присматриваясь к девочке.

— Ева… — позвала Алиса, — можно с тобой поговорить? Где твоя комната?

Глаза девочки блеснули.

— Я никогда туда не вернусь! — заявила она.

Панова вздохнула.

— Тебе было там очень плохо, — с грустью сказала Алиса. — Поэтому ты все там кверху дном перевернула. А где ты живешь сейчас? Ты нашла же себе какое-то место, где ты чувствуешь себя спокойней?

Ева посмотрела на девушку так, словно та сошла с ума.

— Здесь нет такого места, — заявила она. — Но если вам нужна комната для взрослых разговоров, пойдемте.

Она привела ребят в небольшое помещение, где не было оледеневших трупов, зато имелся длинный стол и расставленные вдоль него высокие стулья с неудобными прямыми спинками. И вправду, комната для переговоров.

Ева дождалась, пока все рассядутся, и заняла место поближе к двери — такую позицию, чтобы видеть всех присутствующих. И такое поведение, не типичное для детей ее возраста, снова кольнуло Олега в самое сердце. Этой девочке действительно пришлось пережить много. Слишком много…

— Ева, расскажи, пожалуйста, что здесь произошло, — попросила Алиса.

И Ева заговорила. Сумбурно, часто сбиваясь на другие языки — она знала их, судя по всему, не менее пяти, а может, и все десять. Даже Кришу, привыкшему общаться с интернациональной командой, пришлось тяжело, но постепенно из этих путаных речей вырисовалась более-менее внятная картинка.

Еву вырастили здесь, в лаборатории, и с самого начала на девочку имелись вполне определенные планы.

Ее растили как мать будущего фюрера, ни больше ни меньше. Она должна способствовать возрождению в Германии, а дальше и по всему миру идеалов национал-социализма, более известного у нас под названием «фашизм». Об этом девочке твердили с самого рождения. Она всегда знала, что в нее вложено огромное количество сил и труда, она имеет возможности, несопоставимые с возможностями обычного человека, и ее задача — передать эти возможности по наследству тому, кого она родит, когда придет время.

Очевидно, что для Ингрид и других сотрудников лаборатории девочка была скорее инструментом, агрегатом вроде инкубатора, чем живым человеком.

Ева — истинная арийка, со всеми необходимыми для этого пропорциями с генетикой. Она абсолютно невосприимчива к холоду, мало того, Ева еще и человек-аккумулятор. Она не только умеет накапливать энергию, как электрический скат, но и мгновенно высвобождать ее, создавая вокруг себя лютый холод. При этом тело девочки разогревается очень сильно, а все вокруг резко охлаждается почти до абсолютного нуля. Это последствия экспериментов по накоплению солдатами энергии про запас. Ева в состоянии переработать в энергию и пищу, и солнечный свет. Единственная проблема — возможность заживо сгореть, если пользоваться этим часто. Но у Евы фантастическая способность к регенерации и способность легко переносить любую боль, поэтому участь самосожжения ей не грозит.

Мать Евы рассчитывала, что у ребенка, рожденного от Евы, ткани тела позволят использовать накопленную энергию несчетное количество раз без угрозы сгореть, при этом накапливать энергию он будет гораздо быстрее и гораздо больше. Новый, возрожденный фюрер станет могучим оружием, он сможет безнаказанно поражать своих врагов и, подобно скандинавским богам, сам оставаться в живых!

— Тяжело тебе пришлось, — вздохнула Алиса. Олег заметил, что бесхитростный рассказ девочки трогает ее до слез.

Ева взглянула на нее с удивлением.

— Почему тяжело? — спросила она. — Нет, все было нормально. Я училась и много тренировалась, чтобы стать умной и сильной… но однажды…

Она запнулась, и Олег подумал, что Ева действительно невероятно умна и развита. Разве может ребенок в ее возрасте говорить так долго и связанно, рассуждать так здраво и по-взрослому. Видимо, это происходит только с тем ребенком, на плечи которого взвалили непосильную ношу, ребенок, у которого не было детства. Вот и весь секрет раннего Евиного взросления. Если бы сейчас перед ним возникла Ингрид, Олег, пожалуй, нашел бы в себе силы нажать на курок.

* * *

— Тяжело же тебе пришлось, — Алиса с сочувствием посмотрела на девочку.

«Почему взрослые и вроде бы умные люди постоянно делают всякие гадости, и ладно если бы себе, но почему-то детям, которые ни в чем не виноваты! — подумала Алиса. — Эта Ингрид, профессор Ланской, поклонники древних богов в нашей школе и… папа. Зачем они так?» — на глаза у нее невольно навернулись слезы, но девушка взяла себя в руки. Сейчас не время быть слабой.

«Вот когда я окажусь дома, в своей комнате рядом с мамой и Маркизой, тогда можно жалеть себя сколько угодно. Но сперва надо выбраться отсюда», — сказала себе Алиса.

Тем временем Криш расспрашивал Еву о коробочке. Очевидно, что ради нее Ингрид была готова на смертельный риск. Но девочке, похоже, не хотелось говорить об этом.

— Там, наверное, лежит что-то важное. Может быть, оно помогло бы нам выбраться отсюда, нам всем, — при этих словах Криш посмотрел на Еву. — Мне кажется, тебе не очень-то понравилось, что тут с тобой делали. Мы могли бы взять тебя с собой. Если захочешь, конечно.

— Взять куда? — недоуменно спросила Ева.

— В большой мир. Там много всего интересного, там нет снега и льда, и там тебя не будут обижать, — ответил Криш.