и празднике, но она совсем забыла об этом — дома этим сперва занималась мать, а после её смерти Элайза. Здесь же её выручил Эван, ни словом не намекнув, что она отлынивает от забот по дому…

Да, в Новом году она постарается быть внимательнее и к Эвану.

Вик вновь оперлась на руку Эвана, и он, держа Полин другой рукой, подстраиваясь под их мелкие шаги, пошел левое крыло. Няня, незаметная, тихая девушка по фамилии Эйр, направилась следом за ними.

Вик обернулась назад — Лео однозначно подтолкнул Брока к лестнице, Николас повел Одли в свой кабинет, который ему выделил Эван — пациенты у Деррика только прибывали и прибывали. Слуги направились прочь на свою половину — им еще праздничный обед готовить для хозяев.

Эван остановился у закрытых дверей, ведущих в вечернюю гостиную. Он, отпустив Вик, присел на корточки, притягивая к себе удивленную Полин:

— Смотри…

Полин не сразу поняла, куда смотреть, и Эван показал пример: он заглянул в замочную скважину, а потом улыбнулся девочке:

— Ну же, смелее…

— Ух тыыыы… — только и выдохнула Полин, прильнув к скважине.

Вик, как и няня, умирала от любопытства, но молчала.

Эван серьезно спросил у Полин:

— Справишься?

Девочка нахмурилась, становясь похожей на внезапно разбуженного котенка:

— Нер Ренар…

— Побудешь сегодня Сочувствием? Доставишь все подарки? Они подписаны — не перепутаешь. Нерисса Эйр тебе поможет. Тяжелые коробки позовешь нести Джона. Хорошо?

— Хорошо… — робко согласилась Полин.

Эван продолжил:

— Сперва разнесешь подарки слугам, потом домочадцам, а потом возьмете Джона и вместе с нериссой Эйр отвезете коробки в приют — Шарлю и Альку. Кстати, видишь самые большие коробки?

— Да, — почему-то шепотом ответила Полин.

— Они — твои! — с улыбкой сказал Эван. — Советую ими заняться в первую очередь.

Он протянул Полин ключ, обвязанный алой лентой:

— Удачи, нерисса Сочувствие!

Полин улыбнулась в ответ:

— Я не подведу, нер Созидатель. — она сделала книксен. — Все подарки будут доставлены в срок и в целости и сохранности…

Эван тихо рассмеялся, выпрямляясь и вновь подавая руку Вик:

— Так меня еще не называли…

Эйр помогла Полин открыть дверь, и через минуту из гостиной доносились только радостные вздохи, визги и хлопанье в ладоши.

— Кажется, подарки ей понравились.

Вик кивнула, соглашаясь. Говорить почему-то не хотелось — она словно до краев была полна счастья, и это счастье не хотелось расплескать.

Эван притянул Вик к себе и зашептал куда-то в висок, щекоча случайными прикосновениями губ:

— В кабинет или в комнаты наверх? Там тебя тоже ожидает подарок…

Вик закрыла глаза, позволяя забыть себе об этикете. Эван осыпал её легкими, воздушными поцелуями: вдоль роста волос, ушная раковина, подбородок, шея… Он не успел побриться, и сейчас щетина неприятно царапала, отвлекая от ласки. Или это Вик такая неправильная… В голову что только не лезло.

Губы Эвана благонравно вернулись с шеи и поцеловали в кончик носа, а потом начали пролагать новую дорожку, снова царапая.

Нравы Аквилиты свободнее, чем нравы Тальмы, но и тут прикосновения вне карнавала строго регламентируются. Мужчины редко прикасаются к друг другу. Только при рукопожатии, и то не часто — все заменяют кивки и поклоны. Лишь примирение или вызов за дуэль заканчиваются рукопожатиями, и то не всегда. К женщинам вообще прикасаться нельзя. Только когда она сама протягивает руку для поцелуя. Нериссам запрещено и это. Лишь редкие, тайные прикосновения, когда не видят гувернантка или компаньонка. И только супругам разрешено чуть больше, но тоже не на людях. На людях даже супруги должны держаться чопорно и благонравно.

Лишь раз в году на пару минут все становятся равными и не только пожимают руки, но и обнимаются. В Новый год. Выбор времени для проклятья, убившего Ривза и пытавшего уничтожить Брока, был идеален. Днем обнимались во имя Созидателя. Вечером, с наступлением тьмы пожимали руки во имя Сокрушителя — в темноте старые враги или мирились в честь праздника, или заканчивали дело дуэлью. Тем, кому дуэль была запрещена, решали все по старинке — дракой. Брок не мог не пересечься с Тони, и проклятье гарантированно бы прикончило одного из них, или даже обоих.

Поцелуи Эвана стали настойчивее, и Вик старательно прогоняла непрошенные мысли прочь — не время думать о деле, о Тони, о Броке — его она спросит позже о планах на Ривза. О планах на её Тони…

Эван отстранился, заглядывая Вик в глаза:

— Или я слишком настойчив, или я слишком не вовремя… Солнышко…

Она заставила руки обнять Эвана за шею, потянулась и улыбнулась ему в лицо:

— Хочу подарок… Хочу пару минут побыть с тобой. Хочу… — она закрыла глаза: — сменить платье к обеду.

На более серьезный намек она не решилась, хотя все же добавила:

— Не будем тревожить горничную…

Эван решительно подхватил Вик на руки и направился на второй этаж в спальню. Небеса, как ему намекнуть, чтобы он побрился?

Глава 17 Два драконоборца

За окном бушевала метель, стекла иногда сотрясались от ветра и дребезжали. Его порывы кидали в окно охапки снега, а в кабинете было тепло и уютно. Плясало пламя в камине. Горели бра на стенах и настольная лампа матового, белого стекла. Кабинет был еще не обжитой, еще была видна рука старого хозяина: картины на стенах, книги на полках, выбранные не Эваном, кроваво-красные шторы на окнах — Эван не любил этот цвет, но пахло в кабинете уже только Эваном: чуть розами, горьковато деревом и пыльными тайнами. Вик вздохнула: когда уже она наберется храбрости и скажет ему, что не любит запах роз…

Эван сидел в кресле, при свете камина спешно читая бумаги из Особого управления по делу об убийстве Ривза — Шекли предоставил для ознакомления. Даже странно от такой любезности. Вик эти бумаги уже просмотрела. Сейчас она за огромным рабочим столом Эвана сидела и читала расшифровку записи с фиксаторов. Во всяком случае, она очень пыталась вникнуть в то, что случилось на набережной два дня назад. Щеки предательски горели от других воспоминаний: сильные, нежные руки Эвана, его хриплый голос, прикосновение обнаженного тела. Кожа еще была растревожена поцелуями, и казалось, что любой, кто войдет в кабинет, сразу поймет, чем они занимались в спальне…

Вик бросила косой взгляд на Эвана — он был абсолютно невозмутим, словно не он совсем недавно в тысячный раз говорил низким, будоражащим голосом: «Люблю!»… Кстати, он все же догадался побриться — пока горничная, которую пришлось позвать, снимала с Вик тяжелое праздничное платье, он привел себя в порядок.