чистого эксперимента не получилось. Пропагандистский шум, поднятый вокруг новорожденного фермера С., лично для него, как и следовало ожидать, обернулся реальными материальными выгодами, этакими привилегиями первопроходца. К примеру, новый МТЗ-80 из скудных фондов хозяйства районное руководство чуть ли не силой заставило передать в собственность С.

Его фамилия действовала уже как пароль. А если перед ним не слишком спешили открыть двери, он их распахивал, как говорится, ударом ноги. То, что было недоступно при нашей бедности другим фермерам, Федору Сергеевичу предоставлялась без особых проволочек. Впрочем, об этом он говорил сам на учредительном съезде Крестьянской партии России (её основателем был журналист-аграрник, бывший правдист Юрий Черниченко). «Если мне в чем-то отказывают, — делился С. своим опытом с трибуны, — то я им заявляю: вот возьму прикую себя цепью в людном месте и буду ждать, пока не приедет секретарь обкома. И они, трусы, быстро сдаются. Ладно, говорят, что нужно дадим… А вообще, льстите им (то есть руководителям-коммунистам), величайте их демократами, а раз они демократы, значит, внушайте им, что с простым человеком обязаны обходиться бережно…»

Было бы понятно, если бы так говорил вконец измученный фермерскими страданиями человек. А таких, взваливших на себя бремя единоличного труда, познавших, насколько призрачна и тяжела независимость хозяина, было уже немало по всей России, по всему Союзу, ещё не разваленному в ту пору.

И среди этой большой рати фермеров, ринувшихся в неспокойный океан сельского предпринимательства, было много лжефермеров, получивших за целковый целые колхозы и совхозы и создавших на их основе, свою дармовую кормушку. Хозяевами СПК и КФХ стали сыновья прокуроров, судейских работников, бывшие директора и председатели, партийные функционеры, бывшие уголовники.

Своими глазами я наблюдал, во что превращают землю эти «раскрепощённые хлеборобы». Севообороты, как великое достижение культурного земледелия, современная агротехника для них пустой звук. Однажды я проехал на машине от Нижнего Новгорода до Волгограда и везде, куда хватало глаз, простирались моря подсолнечника. Эту культуру и до сих пор высевают из года в год на одних и тех же участках. Земля после этого превращается в прах. На ней потом ни-че-гошеньки не растёт!

Погоня за варварской сиюминутной выгодой оборачивается омертвлением пашни, затуханием биоценоза. Ныне уже покойный ученый-аграрник Николай Сергеевич Немцев, долгое время возглавлявший Ульяновский научно-исследовательский институт сельского хозяйства, поделился со мной по секрету своими тревожными мыслями. Все наши научные разработки по агротехнике, говорил он, наши рекомендации, как сбалансированно вести полеводство и животноводство, остаются втуне. Нынешним аграриям они не интересны. Им главное — «делать бабки». Скажем, на потребительском рынке, большой и постоянный спрос на растительное масло. Вот они и засевают землю одним подсолнечником.

— Знаете, — сказал мне Николай Сергеевич, — прогрессивное аграрное производство и дикий рынок — вещи трудно совместимые. Личная выгода, выдвинутая Адамом Смитом как похвальное достоинство, должна всё-таки соизмеряться с выгодой общественной, общегосударственной. Иначе это обернётся и для экономики, и для социальной жизни тяжёлым регрессом. На Западе это давно усвоили. Кровожадные инстинкты собственника там нейтрализуются комплексом государственных мер, в том числе и налоговых. А мы в этом деле пока простаки. Подняли на пьедестал частновладельца, а других заткнули ему под каблук.

…Корреспонденцию под заголовком «Чтобы плясали под нашу дудку», в которой я рассказал об оригинальном облике зарождавшегося аграрного собственника, отправил в редакцию, не надеясь, что её опубликуют. Поначалу хотел адресовать текст на имя редактора отдела экономической жизни Егора Тимуровича Гайдара. Незадолго до этого он, очевидно, с ведома «архитектора перестройки» А.Н. Яковлева, перешел в «Правду» из журнала «Коммунист», где также заведовал отделом экономики.

К этому времени в редакции, насколько я мог судить, сгущалась атмосфера неопределённости, легкого раздрая. Кто-то поспешил покинуть газету, перескочив в издания так называемого демократического толка. Среди перебежчиков оказался и редактор по военному отделу контр-адмирал Тимур Егорович Гайдар. Он переселился в один из кабинетов редакции газеты «Известия» на Пушкинской площади ещё в разгар перестройки.

О Тимуре Аркадьевиче в «Правде» вспоминали эпизодически и с юмором, обыгрывая его воинское звание c приставкой «контр». Однажды, как вспоминает Михаил Полторанин, Тимур Гайдар пришел на заседание редколлегии в новенькой контр-адмиральской форме. Главный редактор В.Г. Афанасьев внимательно оглядел его невысокую грузную фигуру и не без сарказма сказал: «Вижу, Тимур, вы контра хороший, а вот адмирал — никакой».

Не знаю, почему коллеги относились к Тимуру Аркадьевичу с некоторым предубеждением. Возможно, из-за того, что его журналистская карьера стремительно пёрла вверх под сенью отцовского имени — Аркадия Гайдара. Может быть, срабатывала элементарная человеческая зависть…

И вот где-то в начале 1990 года в редакции объявился второй Гайдар, сменив Василия Александровича Парфенова на посту редактора «Правды» по экономическому отделу. Егор Тимурович поражал какой-то неестественной отстраненностью от редакционных будней. На летучках, в которых мне не раз приходилось участвовать, он не произносил ни слова, нередко c сахарной улыбкой закатывал глазки к высокому потолку конференц-зала или, наоборот, упирался ими в свои ноги.

На летучках спорили, в меру бранились, и каждый старался произвести на своих коллег неотразимое впечатление. Но Егора Тимуровича всё это никак не трогало. Его равнодушие будто говорило всем нам: всё, что вы говорите здесь — это полная чепуха. Однажды я зашёл к нему в кабинет, чтобы выяснить судьбу своего материала, отправленного две недели назад. Егор Тимурович, не дослушав меня, скороговоркой выпалил: «Текст отличный, при первой возможности опубликуем».

Я вышел из его кабинета с довольной физиономией. Секретарша в приёмной посмотрела на меня и с усмешкой спросила:

— Cказал, что текст отличный и при первой возможности опубликует?

— Да, так и сказал, а что?

— Да он всем так говорит. Но ничего, что от собкоров приходит, он не читает.

— Как так, почему?

— Он читает только иностранные газеты и журналы. Видели, какой ворох у него на столе?

Этот случай так задел меня, что впоследствии я старался не связываться с экономическим отделом. Но этот материал «Чтобы плясали под нашу дудку» по своей тематике должен идти как раз через отдел Гайдара. И я, опасаясь, что его там похоронят без объяснения причин, отнес статью в отдел партийной жизни, которым уже много лет заведовал Виктор Стефанович Кожемяко.

Кожемяко по своему характеру, умению общаться с собкорами, глубокой заинтересованности в их успешной работе был наиболее близок нам — периферийным сотрудникам «Правды». У меня