В последнем письме Венера Петровна обстоятельно описала свою хозяйственную обязанность на ферме. Затем несколько ласковых, интимных строчек значительно повысили его настроение, в конце письма она сделала небольшую приписку, рассказывающую о делах института:

«Вредную каракатицу изловили еще в начале зимы у стен института. История ее поимки оказалась весьма забавной. Ее обнаружила бригада ремонтников, срочно вызванная для починки правительственной связи. Каракатица лежала малоактивная и худосочная у люка с перегрызанным кабелем. Институтские без особых проблем поместили ее в пуленепробиваемый террариум. Институту после этого случая выделили большие деньги на продолжение работ с каракатицей. Ею заинтересовалось оборонное ведомство, работы засекретили. Травмированного мальчика восстановили, кисть удачно прижилась. Этот случай вошел в список уникальной хирургии. Так что дела за пределами «ЗП» проистекали можно сказать счастливо».

* * *

Венера Петровна, отработав на ферме уже несколько месяцев, окончательно привыкла к своему новому состоянию. Работы на ферме было не много. Директор, довольно старый мужчина, сразу при появлении на ферме Венеры Петровны начал оказывать ей знаки внимания вне пределов своих обязанностей. Ее это не удивило. В ближайших окрестностях фермы, в радиусе пятидесяти километров, не наблюдалось ни жилья, ни людей, а на ферме работало всего лишь четыре сотрудника: сам директор, Венера Петровна, насекомовод — молодой человек неприятной наружности и счетовод — весьма упитанная женщина неопределенного возраста. Директор каждое утро, как бы невзначай, доставлял на рабочий стол Венеры Петровны маленький букетик ярко-синих цветов с ближайшего экспериментального поля куржи, на котором испытывали эффективность новых популяций узкокрылых. Это букетное внимание продолжалось около месяца, затем директор перешел к более решительным действиям. Его ежевечерние беседы на темы, не связанные с разведением узкокрылых, сильно утомляли и беспокоили Венеру Петровну, но как вежливый, интеллигентный человек, понимающий административную субординацию, она не смела отказать директору в этом удовольствии.

В последнем письме от Аполлона Ивановича Венера Петровна, наконец-то, обнаружила слова нежности и любви. Аполлон Иванович в начале письма описал, видимо, очень подробно свое перевоспитание, и скорее всего до таких мелочей, что зональная цензура, с целью смягчения общественных нравов, вымарала более половины текста. Из оставшегося было понятно, что погода в «ЗП» хорошая и бытовые условия соответствуют степени перевоспитания.

Весна в текущем году наступила рано. На ферме еще не успели активизировать осенние закладки узкокрылых, а на полях уже появились первоцветы. Директор всю зиму страдал без цветов и взамен букетов досаждал Венере Петровне вечерними беседами обстоятельно. Однажды вечером он, возбуждённый своим рассказом о героической молодости, как бы машинально дотронулся до ее руки, резко прервал свое повествование, обнял ее и, наклонясь, попытался поцеловать ее в губы. Венера Петровна, несколько убаюканная приключениями молодости директора, никак не ожидала от него такого пассажа. Мокрыми губами он зажал ей рот, прижав одной рукой ее голову к своей. Его другая рука активно подглаживала ее по спине, готовая разодрать ее тонкую кофточку. Венера Петровна, ошеломленная такой вероломностью директора, изо всех сил, опираясь на ручки кресла, встала. Ей удалось освободиться от неожиданных объятий. Директор, тяжело дыша, жадно смотрел на нее, и ей казалось, что он вот-вот снова бросится на нее. Отступая от насильника к двери кабинета, Венера Петровна тихо, но довольно внятно произнесла:

— Вы сильно больны, у вас горькая слюна.

Эта фраза удивила директора. Он затих и, как бы прислушиваясь к себе, уже садясь в свое кресло, пробурчал:

— Вы будете моей или органы еще более серьезно займутся вами. Подумайте об этом.

Она ничего не ответила ему и торопливо вышла в коридор. Венеру Петровну всю трясло от нервного перевозбуждения. Она прекрасно понимала, что значили слова директора. Запершись в своей комнате, она всю ночь не сомкнула глаз. Следующее утро не предвещало ничего хорошего. Директор сидел в кабинете до самого вечера, ни с кем не общался, а Венера Петровна, почти больная, машинально выполняла свою работу. За день они втроем: насекомовод, учетчица и она подготовили все ячейки узкокрылых к разлету, так что ферма была полностью готова к началу весенних работ.

Сослуживцы любили и уважали Венеру Петровну и уже давно подозревали, что ее отношения с директором добром не кончатся. А сегодняшний ее печальный и усталый вид вызывал у них глубокую жалость, но зная вредный, а иногда и подлый характер директора, помочь ей ничем не могли. Молодой человек — насекомовод сочувствовал ей особенно, она как женщина ему очень нравилась. Он днем, проходя мимо, тихо посоветовал ей: «Бежать вам надо, бежать». А она грустно посмотрела на него и только покачала головой. Уже поздно вечером она, тихо пробираясь к себе, столкнулась с директором, который, стараясь быть как можно более ласковым, почти шепотом спросил ее:

— Вы решились?..

Она испуганно ответила:

— Нет, никогда.

Директор прошипел в ответ:

— Пеняйте теперь на себя.

С каждым днем становилось все теплее. Некоторые дни напоминали жаркое в этих местах лето. Узкокрылые трудились весь световой день, и только когда солнце касалось кромки дальнего горизонта, возвращались с полей в свои ячейки. Комиссия из трех человек появилась на ферме ровно через неделю после приставаний директора. Были опрошены все сотрудники по поводу злонамеренной задержки подготовки к весеннему сезону. По показаниям директора, завхоз фермы — Венера Петровна — вовремя не обеспечила хозяйство препаратами по активизации узкокрылых, что естественно привело к неготовности насекомых к опылению. В результате расследования комиссия Надзорного комитета рекомендовала смежному суду направить Венеру Петровну в «ЗП» женского типа сроком на три года.

* * *

В текущем году Аполлон Иванович переход природы к весне практически не наблюдал. Из-за его невнимательного отношения к инструкциям в «ЗП» к нему постоянно применяли все новые и новые воспитательные меры. В итоге он до самого лета провоспитывался в одиночных спальнях различной комфортности. Однообразное, но добротное питание незначительно повредило его пищеварительную систему, а глаза от чуть ярковатого света слезились. Медик, осмотревший Аполлона Ивановича, заключил, что его недомогания проистекают в пределах нормы для «ЗП». При отсутствии внешних помех Аполлон Иванович за это время сумел завершить первый том своей книги о прыгальщиках, над которой он начал работать еще до перевоспитания. Некоторое неудобство создавало то обстоятельство, что почти все пятьсот страниц текста ему приходилось удерживать в памяти, но постоянная тренировка позволила ему это сделать. А вот инструкции, действующие в «ЗП», запомнить никому не удавалось — они менялись каждый день и зачитывались перевоспитуемым всего лишь один раз в месяц. В конце последнего индивидуального срока перевоспитания медик «ЗП» исключительно в гуманных целях перевел Аполлона Ивановича в госпиталь, который руководством «ЗП»