Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это не помешало Галилею около 1626 г. начать работу над своей следующей важной книгой, “Диалог” (Dialogo), в которой изначально предполагалось подробно описать его теорию приливов – явление, которое он до сих пор считал самым убедительным доказательством движения Земли. Работа, однако, продвигалась очень медленно в течение следующих трех лет и с большими перерывами, вызванными иногда ухудшающимся здоровьем Галилея, а иногда необходимостью получить больше данных о приливах. Пожалуй, несколько странно, что Галилей решил воздержаться от сколь-нибудь заметной реакции (не считая возмущенного письма к герцогу Паоло Орсини) на фолиант Шейнера о солнечных пятнах, опубликованный в 1630 г.
К моменту, когда Галилей вносил последние штрихи в “Диалог”, госпожа Удача словно бы проявила к нему некоторую благосклонность. Падре Никколо Риккарди, восторженно одобривший “Пробирных дел мастера” несколько лет назад, был назначен в июне 1629 г. магистром Священного Апостольского дворца[167], таким образом став именно тем человеком, что дает окончательное разрешение на публикации. Соответственно, друзья Галилея питали сдержанный оптимизм в плане возможности опубликовать рукопись в Риме. Кастелли, ныне занимавший должность профессора математики Римского университета, написал Галилею, что Чамполи “питает твердую уверенность”, что если Галилей приедет со своей работой в Рим, то “преодолеет любую трудность”, с которой может столкнуться.
Галилей прибыл в Рим 3 мая 1630 г. и был принят как почетный гость тосканским послом Франческо Никколини, назначенным на эту должность в 1621 г.; недели через две он удостоился аудиенции Урбана VIII. Без сомнения, папа повторил свое прежнее мнение, что коперниканство нужно рассматривать исключительно как гипотезу, и убежденность в том, что Вселенная всегда останется недоступной человеческому пониманию. Тем не менее, исходя из манеры поведения папы и теплого приема, Галилей, очевидно, убедил себя, что понтифик не стал бы возражать против публикации будущего “Диалога”.
Ему, однако, не удалось понять два принципиальных факта. Первый был связан со сложной политической ситуацией и психологическим состоянием самого папы. Урбан VIII, искренний поклонник и покровитель искусств, сорил деньгами во время своего папства – кульминацией стало возведение великолепного палаццо Барберини, дворца в Риме. В то же время он финансировал строительство целого ряда крепостей и других военных сооружений, финансово истощавшее понтификат, за которым и без того уже подмечали фаворитизм и одержимую тягу к земным усладам. Кроме того, Тридцатилетняя война длилась уже больше десяти лет и конца ей было не видно, и даже отношения Рима с Францией, обычно пользовавшейся поддержкой Урбана VIII, несколько осложнились из-за бескомпромиссной позиции влиятельного французского кардинала Армана Жана дю Плесси Ришелье. Все эти затруднения превратили папу Урбана VIII в человека настроения, капризного и подозрительного, требующего абсолютного подчинения по всем вопросам от всех, кто его окружал.
Второй реальностью, которую Галилей не вполне осознавал, была степень ненависти, испытываемой его врагами к нему и к новым научным идеям в целом, а также жестокие меры, которые они собирались предпринять, чтобы сокрушить ученого. Эта враждебность проявилась в неприглядном инциденте, случившемся во время пребывания Галилея в Риме. События развивались следующим образом. Аббат церкви Святой Пракседы в Риме открыто опубликовал гороскоп, предсказывающий неминуемую смерть папы и его племянника. Некоторые враги Галилея попытались возложить вину на него, заявив:
Среди нас находится Галилей, знаменитый математик и астролог, и он пытается издать книгу, в которой опровергает многие мнения, которых придерживаются иезуиты. Он сделал так, чтобы стало известно… что в конце июня у нас в Италии будет мир и что вскоре после этого сир Таддео и папа умрут. Последнее утверждение поддерживается Караччоло Неаполитанцем, отцом Кампанеллой и многими письменными рассуждениями об избрании нового понтифика, словно Престол уже свободен[168].
Галилей, знавший подозрительность папы Урбана VIII, должен был отреагировать немедленно и послал папе весть, отрицая любую причастность к этому делу. К счастью, этот злобный замысел не увенчался успехом и папа заверил Галилея, что тот свободен от любых подозрений.
Отец Риккарди, ответственный за одобрение “Диалога”, прекрасно знал о непростой ситуации, сложившейся в то время в Риме. После первого прочтения рукописи он сразу понял: что бы ни казалось Галилею, несмотря даже на то, что окончательный вывод из рассуждений остался неозвученным, это был, по крайней мере в крупных фрагментах, однозначно прокоперниканский текст, способный создать серьезные проблемы, если издать его без редактуры. Поэтому он предложил, в дополнение к некоторым необходимым правкам, добавить вводную часть или предисловие, а также заключение, в которых подчеркивался бы гипотетический характер модели Коперника. Было решено, что и сам Риккарди, и доминиканец Раффаэле Висконти тщательно перечитают книгу, прежде чем обсуждать ее с папой. Беседа с понтификом в конце концов состоялась в середине июня 1630 г., и на основании того, что ему было представлено (а подача была в лучшем случае избирательной), папа остался в общем удовлетворен. Он, впрочем, настоял, чтобы заглавие сосредоточивалось не на приливах, – это подразумевало бы, что главной темой является доказательство движения Земли, – а на “основных системах мироздания”. С этими поправками и дружеским напутствием папы и его племянника кардинала Франческо Барберини Галилей отбыл во Флоренцию 26 июня 1630 г.
К несчастью, это был не конец превратностей и испытаний, с которыми пришлось столкнуться Галилею на пути к публикации “Диалога”[169]. Самым значительным из них стала неожиданная смерть 1 августа 1630 г. Федерико Чези, основателя и единственного источника финансирования Линчейской академии. В результате печатать книгу пришлось не в Риме, а во Флоренции, вне юрисдикции Риккарди. После некоторых переговоров уполномоченным был назначен отец Джасинто Стефани, консультант инквизиции во Флоренции, но лишь после того, как Риккарди одобрил введение и заключение. Все мероприятие двигалось мучительно медленно. Галилей согласился на встречу со всеми относящимися к делу властными группировками Флоренции и нетерпеливо начал:
Я согласен присвоить ярлык мечтаний, химер, заблуждений, ложных умозаключений и пустых выдумок всем тем рассуждениям и аргументам, в которых власти видят благоприятствие мнениям, которые считают неверными; они также поймут, насколько правдиво мое утверждение, что по этой теме я никогда не имел мнения или намерения, кроме того, которых придерживаются святейшие и преподобнейшие отцы и ученые Святой Церкви[170].