Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче говоря, печатание “Диалога” было завершено лишь 21 февраля 1632 г. В книге приводились разрешения (имприматуры) как Риккарди, так и флорентийского инквизитора Клементе Эгиди, хотя сам Риккарди не видел окончательного варианта, а лишь отправил Эгиди инструкции по поводу введения и заключения. В соответствии с требованием папы название (помимо многословного указания авторства) обещало читателям “…рассуждения о двух наиболее выдающихся системах мира, Птолемеевой и Коперниковой, причем предлагаются доводы столько же для одной из них, сколько и для другой”[171] (см. титульный лист на илл. 10.1). В названии содержалась уловка. Даже если закрыть глаза на тот факт, что системы Аристотеля и Птолемея не идентичны, имелась по крайней мере еще одна система мира, в отношении соответствия наблюдениям превосходящая Птолемееву: гибридная система Тихо Браге, в которой планеты вращаются вокруг Солнца, но сама Солнце – вокруг Земли. Галилей всегда считал эту систему неоправданно сложной и высосанной из пальца, а также полагал, что нашел доказательство движения Земли в явлении приливов, поэтому, стремясь отдать коперниканству чистую победу (хотя формально книга не выносила окончательного вердикта), он, по-видимому, не хотел затемнять вопрос избыточными оговорками.
В исключительно важном предисловии – добавленном по предложению отца Риккарди для упрощения получения разрешения на печать – Галилей сделал все возможное, чтобы создать впечатление, что он согласен с антикоперниканским эдиктом 1616 г. Сегодняшние читатели могут заметить, что ему плохо удается скрыть сарказм и презрение к этому эдикту и к антиинтеллектуальным ограничениям, наложенным лично на него:
Не было недостатка в тех, кто открыто заявлял, что этот декрет был издан не на основании надлежащего рассмотрения вопроса, а под влиянием страстей и людьми мало осведомленными; раздавались голоса, что судьи, совершенно несведущие в астрономических наблюдениях, не должны были своим неожиданным запрещением связывать крылья пытливого духа. Слыша такие безрассудные жалобы, я не мог остаться безучастным и хранить молчание. Будучи хорошо осведомлен об этом мудром решении, я решил выступить перед лицом света как свидетель непреложной истины. В то время я находился в Риме, где высшие духовные лица тамошнего двора не только приняли меня, но и одобрили. Опубликование декрета последовало не без предварительного моего об этом осведомления [кардиналом Беллармино][172][173].
Чтобы еще больше потрафить папе, Галилей пошел против своих научных убеждений и заявил: “Я взял на себя в беседах роль сторонника системы Коперника и излагаю ее как чисто математическую гипотезу”. То есть он сделал вид, что согласился с подходом к науке, направленным на “соблюдение видимости благопристойности”. Наконец, он добавил прямую отсылку на точку зрения папы, что, даже если система Коперника объясняет движения планет, она необязательно отражает реальность, потому что Бог всемогущ и мог создать ту же картину некими, совершенно иными, средствами, недоступными человеческому пониманию. В соответствии с этой установкой Галилей писал:
Если мы принимаем неподвижность Земли, то основой нашего убеждения является не неведение того, что думают другие, а иные соображения и мотивы – благочестие, религия, сознание всемогущества Божия и признание несовершенства человеческого разума”[174].
Галилей наивно думал, что этих заявлений будет достаточно.
“Диалог” – один из самых увлекательных научных текстов в истории. В нем есть конфликт и драма, но также философия, юмор, цинизм и поэтическое использование языка, вследствие чего сумма оказывается намного больше простого сложения частей.
Построенный по модели “Диалогов” Платона[175], “Диалог” преподносился в форме воображаемой дискуссии трех собеседников, которая проходила в венецианском дворце в течение четырех дней. Сальвиати, названный в честь покойного друга Галилея, флорентинца Филиппо Сальвиати, представляет коперниканские взгляды Галилея. Сагредо, получивший имя большого (также покойного) венецианского друга Галилея Джанфранческо Сагредо, играет роль образованного человека, но неспециалиста, который мудро судит состязание коперниканских и аристотелевских взглядов, выражаемых другими двумя участниками. Наконец, Симпличио – ярый аристотелианец, упрямо отстаивающий геоцентрическую картину мира. Предположительно, он был назван в честь Симплиция Киликийского[176], комментатора трудов Аристотеля, жившего в VI в. Симпличио был отчасти списан с консервативного Чезаре Кремонини, а отчасти со смертельного врага Галилея Лодовико делле Коломбе.
В течение первых трех дней альтер эго Галилея, Сальвиати, методично уничтожает Симпличио. Используя примеры, от дохлых кошек, выпавших из окна, до иллюзии, что Луна следует за нами, когда мы идем по дороге, Галилей отвергает любые древние авторитеты (вроде Аристотеля), “потому что мы ведем диспуты о чувственном мире, а не о бумажном”.
В первый день он демонстрирует, что нет разницы между земными и небесными свойствами. Во второй день дает понять, что любое наблюдаемое движение в небесах проще объяснить, предположив, что движется Земля, а не Солнце и остальной мир.
Сальвиати посвящает третий день перечислению всех возражений против вращения Земли вокруг Солнца и приведению свидетельств, что она таки движется. Пожалуй, самым интересным в этой дискуссии является новое заявление Галилея, что он может доказать реальность годичного движения Земли по наблюдениям за перемещением пятен на поверхности Солнца. Подробные наблюдения Галилея и в еще большей мере Шейнера за солнечными пятнами показали, что проекция их пути не совпадает с прямой линией, параллельной эклиптике. В действительности в течение одной четверти года они кажутся поднимающимися по прямой, наклонной к эклиптике; в следующем квартале они двигаются по кривой, изогнутой вверх; затем по нисходящей прямой; наконец, в четвертом квартале, следуют по нисходящей криволинейной траектории (см. схему на илл.10.3). Галилей продемонстрировал, что главной причиной криволинейности этих воспринимаемых перемещений является вращение Солнца вокруг своей оси, наклоненной примерно на семь градусов относительно линии, перпендикулярной плоскости эклиптики. Затем, применив бритву Оккама – принцип, согласно которому из двух объяснений данного явления правильным обычно является то, что требует меньшего числа допущений (по словам Галилея, “что может быть достигнуто немногими средствами, незачем делать бо́льшим их числом”), – он утверждает очевидное превосходство системы Коперника (над Птолемеевой) в объяснении трех наблюдений. Поскольку Галилей, очевидно, наткнулся на данное доказательство всего за несколько месяцев до подачи “Диалога” в печать, его объяснения довольно расплывчаты и, безусловно, недостаточны, что заставило многих его исследователей скептически отнестись к валидности этого доказательства. (Британский писатель венгерского происхождения Артур Кёстлер даже обвинил Галилея одновременно в тупости и нечестности.)[177]