утырок с ключами, заметь, — напомнил Костя. — Они же не знали, что он их украл.

— Не важно уже, — вздохнул отец. — Кость, позвони этому мелкому говнюку, скажи, чтобы он вернул «Анаконду», иначе я за себя не отвечаю. Я ж его из-под земли достану и все ноги его переломаю. Пусть возвращает по-хорошему.

— Так давай я тебе Женькин номер дам, сам с ним поговоришь?

— На хрен! — возмутился отец. — Я же и говорю, что за себя не отвечаю. Лучше ты этим займись, а то я его же прибью к ядрене фене. Кость, пожалуйста!

Последняя фраза была чем-то средним между приказом и мольбой, и в ней слышалось неподдельное отчаяние.

— Хорошо, я прямо сейчас позвоню Женьке.

Тогда он еще не знал, что реальность несется на него на полной скорости, как поезд, и совсем немного времени осталось, и очень скоро этот громкий пахнущий мазутом состав появится в поле зрения, и если продолжать метафору, то он, Костя, одновременно будет и машинистом поезда, из своей кабины наблюдающим за катастрофой, и тем самым несчастным, умирающим под колесами, — так в Костином сознании отложились последующие события.

И запахло мазутом, в самом деле запахло мазутом. Не мазутом, конечно, а бензином — так пахло в Женькином гараже. Посреди гаража имперским крейсером стояла ярко-желтая «Анаконда», кругом валялись засаленные тряпки и пустые пластиковые бутылки, полторашки, их еще называют «сиськами», а к дальней стене был стыдливо прислонен мотоцикл-инвалид без одного колеса — в общем, гараж как гараж, ничего особенного. Да, Костя таки позвонил Женьке, дозвонился, правда, не с первого раза, но потом все же дозвонился, и они договорились встретиться в восемь вечера, и вот ровно в восемь Костя уже был в гараже, вдыхал запах бензина, затхлости и отчего-то картошки. Ах вот она, виновница запаха, картошка-то — в дальнем углу прямо рядом с мотоциклом были навалены грязные мешки, точно на овощебазе.

— Верни машину, пожалуйста, — Костя решил сразу перейти к делу.

Женька с грязной тряпкой в руке — причем эта тряпка нужна была скорее для гаражного антуража, поскольку он ничего не делал, — уселся прямо на капот и устремил на Костю недоуменный взгляд своих круглых совиных глаз.

Женька был в гараже не один — ему составлял компанию какой-то тощий блондин, стриженный ежиком; на нем была засаленная майка армейской расцветки и линялые джинсы. Словом, обычный оборванец.

— Здрасьте, — развязно кивнул он вошедшему Косте, но поспешил смыться, когда Женька на него многозначительно зыркнул.

Видимо, у них был какой-то разговор перед этим и ежистый блондин знал, что сейчас придут забирать машину. Кажется, он учился на год младше, в классе «Б». Лицо какое-то смутно знакомое. Впрочем, не важно.

— Батек тебя прислал? — поинтересовался Женька, когда его друг ушел.

— Он попросил забрать машину.

— А сам? Он же догадался, что я стащил эти гребаные ключи.

— Он побоялся, что прибьет тебя раньше, чем эвакуирует «Анаконду». Да, у нее есть имя, — пояснил Костя, видя ехидную Женькину ухмылку.

— И душа?

— И душа. Ну, по крайней мере, для бати.

— Да верну я, — нехотя сказал Женька и зашвырнул тряпку в дальний угол.

Тряпка приземлилась аккурат на мешки с картошкой.

— Ты зачем ее увез-то вообще? Я не стал отцу говорить, чтобы его инфаркт не хватил, но водитель из тебя как из меня балерина. Жень, ну серьезно? Она же механика, она же спорткар вообще-то!

Костя осекся, когда понял, что говорит об «Анаконде» как о живом человеке. Это было по меньшей мере странно. Батино влияние.

— Ну какая тебе механика, а? — Костя продолжал отчитывать Женьку, который никак не желал приобретать виноватый вид, и более того, смотрел он дерзко, будто ни капельки не раскаивался в том, что увез чужую машину.

Смотрел он так, будто это была его ласточка, его «Анаконда», и это у него насильно увезли недешевую машину, которую он полюбил всем сердцем, и вот теперь он требовал возмездия на правах жертвы, — вот такой у него был вид.

— Нормально я вожу, — буркнул Женька, насупившись, и сделался похожим на рассерженного бурундучка.

— Все, я тебя понял. Слезай с капота, чудило. Я поехал возвращать машину.

— Один кружочек, — тихо произнес Женька.

Он так смешно скрестил руки на груди, даже надул губы — ни дать ни взять обиженный ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

— Какой, на хрен, кружочек! Слезай давай!

— Давай так — я сяду за руль, мы доедем до конца Карла Маркса, съедем на шоссе и прокатимся пару километров по трассе. Давай?

Эта машина определенно что-то делала с людьми. Вот и в Женькином голосе слышалась неподдельная мольба.

— Я тебя за руль не пущу.

— Ну пожалуйста!

— Шутишь? Ты же толком не умеешь водить! Жень, ну перестань, серьезно!

— Я еще раз говорю: я вожу нормально. Пусти меня за руль.

— Нет. Тем более на шоссе.

Женька слез с капота и отошел к стене. Прислонился к стене, все так же скрестив руки.

— Я могу тебя покатать на «Анаконде», если сам буду за рулем. Хоть по Карла Маркса, хоть по шоссе. Идет?

— Нет. Знаешь, как это звучит? «Ты можешь посмотреть, как я трахаю свою девушку».

— Ты не охренел ли?

— Давай так, — произнес Женька, и в голосе его зазвучала решительность, умноженная на невероятную, почти демоническую одержимость. — «Камень, ножницы, бумага». Кто выиграет, тот и сядет за руль.

— Ты дурак?

— «Камень, ножницы, бумага»!

— Жень, остынь! Я не разрешу тебе вести «Анаконду»!

— «Анаконду», блин. «Камень, ножницы, бумага». Заебал.

— Нет! — Костина решимость начала потихоньку таять.

Боже, как же здесь отвратительно пахло! И сейчас этот странный гаражный коктейль из запаха бензина, подвального запаха прелой картошки и запаха железа только усилился, будто кто-то распылил баллончик с этой смесью, чтобы Костя ни на секунду не забывал, что он в гараже. А как тут забыть-то? Костя понял, что готов на все, лишь бы увезти ласточку из этого протухшего места.

— Жень, поехали.

— «Камень, ножницы, бумага», — упрямо повторил Женька.

— Хорошо. Как скажешь.

Сыграли. Женька выбрал камень, Костя — бумагу. Бумага завернула камень. Костя выиграл.

— Поехали!

— Нет, — Женьку, кажется, было не сломить.

Он был словно крохотный отряд партизан — гордый, умирающий, но не потерявший боевого духа. Сыграли еще раз, и опять выиграл Костя.

— Это нечестно! — воскликнул Женька, чуть не плача. — Давай последний раз, ну? Три-четыре! Ножницы!

— Камень, — флегматично ответил Костя, которому вся эта нелепая игра начала надоедать. — Поехали, все. Хватит паясничать. Ключи давай.

Женька неохотно полез в карман за ключами и так же неохотно (он чуть ли не глаза закатывал, вот как ему не