Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты хоть понимаешь, где мы? — спросила Дейзи, пока они продирались через танцпол.
Музыка грохотала в ушах так, что Костя начал не на шутку опасаться за свои барабанные перепонки, а стробоскоп бесновался, точно в эпилептическом припадке. Для того чтобы быть услышанным, приходилось орать, но даже и это не спасало — надо было постоянно переспрашивать и уточнять, что имела в виду Дейзи.
— Я догадываюсь! — Костя чуть связки не порвал, пока выкрикивал эту короткую фразу, ему пришлось потом еще добрых пять минут откашливаться.
Удивительно, но Костя знал очень многих из тех, кто присутствовал на вечеринке, — даже Дейзи была приятно поражена. Первым он узрел Аристарха Левандовского, который и привез их с Женькой в особняк. Теперь он культурно отдыхал — сидел на высоком стуле за барной стойкой и потягивал из трубочки коктейль. На его лице мрачно поблескивали неизменные солнцезащитные очки. Увидев Костю, он оторвался на мгновение от своего коктейля и протянул руку в знак приветствия.
— Веселья вам и вашей очаровательной спутнице, — произнес водитель и отвернулся, снова увлекшись коктейлем.
А Дейзи потянула Костю за руку, и снова они понеслись через танцпол, и все это было похоже на очередное задание в компьютерной игре. Костя боялся выпускать Дейзину руку, потому что его не покидало чувство, что он потеряется на танцполе, точно ребенок, которого мама оставила на кассе, а сама ушла в дальний отдел универсама за молоком. (Однажды, в доисторические времена, когда не было еще «Бруклина», а в городе был один-единственный универсам, так и случилось — мама вернулась за Костей только через час.) Наконец, преодолев полосу препятствий из танцующих человеческих тел, они вышли куда-то в коридор, и здесь было намного тише — музыка тут звучала как ритмичный низкочастотный гул, подобный авиационному. А в этом коридоре, похожем на предбанничек перед кинозалом, Ника и Ясмина стояли в уголке и тихонечко курили — очевидно, они тоже сбежали в тишину.
— О, привет! — Костя немного смутился.
Дейзи чуть крепче сжала его руку.
— Прекрасно выглядите, — отозвалась Ника и кокетливо улыбнулась, чем вызвала ревнивый взгляд своей спутницы — еще чуть-чуть, и Ясмина бы зашипела.
Ника не изменяла девяностым ни на йоту, но в этот раз она выглядела не как провинциальная девчонка, ограбившая вещевой рынок, а как вполне себе стильная штучка — в «Спайс Герлз» такую бы точно взяли. На ней были джинсовые шортики (поверх колготок в крупную сеточку — м-м-м! — никогда еще вульгарность не выглядела столь притягательной), удлиненный топ, расшитый пайетками, — шортики выглядывали из-под этого топа тоненькой джинсовой полосой, — и довершали образ осветленные длинные волосы, уложенные с тщательной небрежностью. Ника так сильно соответствовала духу девяностых, что выглядела как очень, даже излишне сексапильный музейный экспонат. Да и слово «сексапильный» уже никто не употребляет. Ясмина в ее черном шелковом платье на тоненьких бретельках (у нее и на шее был шрам, черт побери! Сколько же раз эта девчонка пыталась уйти из жизни?) выглядела как черно-белая фотография, случайно приклеенная рядом с ярким полароидным снимком.
— Пойдем дальше! — громко зашептала Дейзи прямо Косте в ухо.
Дыхание у нее было холодным, как «Орбит» без сахара. И Дейзи, бросая ревнивые взгляды на девчонок (что было зря, потому что Ника и Ясмина, как только их оставили в покое, начали сосредоточенно целоваться), потащила Костю через коридор.
— Дейзи? — Костя не знал, куда деть внезапно проснувшуюся общительность, поэтому решил помучить Дейзи вопросами.
— Да?
— А чем ты занималась… ну…
— Когда была жива? Я была порнозвездой в шестидесятые.
— А.
О боги, Дейзи, эта игрушечная девочка, тоненькая и хрупкая, это созвездие пайеток, была порнозвездой. Была. Когда была жива. А потом она, конечно же, умерла. Как и большинство из тех, кто веселился на тусовке у Роберта Векслера.
— Сейчас пробежим последний танцпол. Отметимся, так сказать, и можем где-нибудь посидеть в спокойном месте.
— А в этом аду есть спокойные места?
— Организуем!
Дейзи толкнула невесть откуда появившуюся дверь, и вот они снова вскочили на подножку шумного и ритмичного поезда. Костя перестал удивляться тому, что двери здесь появляются, когда им заблагорассудится, и так же внезапно исчезают. Музыка здесь играла не так громко — можно было даже вычленить некое подобие мелодии, и легкий фортепьянный мотив показался Косте знакомым. По крайней мере, здешнего диджея не хотелось прибить.
— Ой-ой-ой! — сказал Костя, увидев в другом углу танцпола, по диагонали от входа, человека, который определенно мог бы затмить дневное светило.
Разумеется, это был Арлекино. Его оранжевая башка фосфоресцировала в лучах цветомузыки, отчего казалась еще ярче. Рядом с Арлекино словно бы гасли все остальные цвета. Он танцевал так, как будто никто не видел, с полной самоотдачей.
— Ты его знаешь? — забеспокоилась Дейзи, видя, как таращится Костя на оранжевоголового Арлекино.
— Конечно, — радостно ответил Костя, которого буквально распирало от эмоций, — пошли поздороваемся!
И на этот раз уже Костя потащил Дейзи через беснующийся танцпол. Арлекино заметил их, когда они совсем уже близко подошли, — заметил, остановился (он только ногой чуть пританцовывал в такт музыке) и улыбнулся.
— Разрешите выразить вам свое восхищение! — на одном дыхании выпалил Костя.
Арлекино еле заметно кивнул, мол, разрешаю, восхищайтесь. Костя решил, что негоже отвлекать танцующего человека, и поспешил увести Дейзи. Очередная дверь нашлась где-то в самом углу танцпола, рядом с диджейским пультом, Костя ее толкнул, и вот они снова оказались в невзрачном коридоре — стены, как и во всех других, были обиты колючим серо-зеленым ковролином.
— О, это так мило, — улыбнулась Дейзи, и на бледных ее щечках заиграли ямочки. — Ты тут многих знаешь? Ты вхож в тусовку?
— Вроде нет, — ответил Костя. — Не совсем. Я отчего-то нравлюсь Векслеру.
— Вот теперь мы можем где-нибудь уединиться, — торжественно объявила Дейзи.
— Стой, милая, — прервал ее Костя. — Ты тоже слышишь музыку?
— Какую музыку?
Костя закрыл глаза и попытался понять: вот этот несложный гитарный перебор играл у него в голове или на самом деле? Хотя какое, к черту, «на самом деле» — они же в аду! Но музыка играла, определенно играла, точно неведомая шарманка, невесть как попавшая в ад.
— О, я понял! — воскликнул Костя. И тут-то он увидел дверь, огромную, состоявшую из двух створок, как в кинотеатре, и предложил: — Зайдем?
Ему показалось, что