что я действительно так хорошо влияю на ее младшенького, но со временем поняла, что это она так «подмазывается», чтобы я охотнее её выручала.

На самом деле, мне совсем не сложно посидеть с двухлетним малышом, тем более с таким обаяшкой, как Тишуня. Это их восьмой ребёнок и первый, названный не по святцам, а в честь отца — Тихоном.

Откуда я всё это знаю? Да потому что вот уж пятый месяц я тесно общаюсь с этим семейством.

Да, именно столько прошло с момента отъезда Давида за границу.

Как я жила всё это время? Ну… Так, будто у меня нет одной ноги. Или руки. В принципе, сносно, но постоянное ощущение неполноты. Нет, не то слово — неполноценности! Да, вот именно так. Смотришь на мир вокруг — всё как всегда, ничего существенно не изменилось. Прошли новогодние праздники, потом традиционные 23 Февраля, 8 Марта… Майские… Люди веселятся, отмечают, а у меня на душе такая тоска, будто в груди кто-то дырку проковырял, и через неё постоянный сквозняк внутри.

Давид за всё это время не давал о себе знать. Лишь однажды мне позвонил — на Рождество. Ночью. Я как раз возвращалась с праздничной службы в храме, и тут раздался звонок с незнакомого номера.

— Алло, — ответила, ожидая очередного спама от стоматологии или пластиковых окон, но трубка вдруг заговорила голосом, который в миг вышиб из груди весь воздух.

— Здравствуй, Асья, — такой родной тембр слегка подрагивал. — С праздником тебя, — не дождавшись моего ответа продолжил Давид.

— Спасибо, — выдавила наконец. — И тебя.

— Спасибо, — разговор зашел в тупик. Если он сейчас ничего не спросит, мне нужно срочно что-то придумать, чтобы продлить этот звонок. — Как ты поживаешь?

— Хорошо. А ты?

Я просто не могу поверить, что мы говорим друг другу эти пошлые банальности! Мне столько нужно ему сказать, о стольком спросить… Уже спустя время после нашего разговора я анализировала каждое слово. И до сих пор помню его наизусть…

— Я тоже.

— Давид, я хотела тебе сказать…

— Асья, сегодня большой праздник, я бы не хотел говорить о грустном, — мягко оборвал меня парень. — Расскажи, как ты будешь праздновать? У вас снег выпал?

Голос Давида тихий, как будто с надрывом. Что же он на самом деле хотел сказать? Или спросить? А может, и зря ищу второй смысл в этом разговоре…

Я ответила на вопросы о погоде, но всё же попыталась узнать хотя бы о самочувствии парня.

— Всё хорошо. Асья, я очень рад был тебя слышать, — говорит так проникновенно, что у меня сжимается горло, затрудняя и без того тяжелое дыхание. — Мне уже пора.

Сердце замирает от понимания, что это всё. Я толком ничего не сказала и ничего не спросила. Слёзы разочарования уже подкатывают к ресницам, готовясь пролиться. Я не смогу сказать ему слов прощания…

— Прости меня, Асья, — говорит Давид и отключается.

Иду по инерции. Спустя какое-то время понимаю, что прошла уже половину пути. В голове снова и снова прокручиваются его слова, его голос.

Зачем он позвонил?

Нет, я ждала этого звонка… Ждала, наверное, слишком долго. Я столько раз представляла, что скажу ему, если он позвонит. И что же в итоге? «Как дела?» — «Нормально, а у тебя?»…

***

Из воспоминаний меня вырывает Тишкин визг. Пока я разогревала ему суп, этот шустрый парень был в комнате старших братьев. Неужели они не досмотрели и малыш куда-то всё-таки влез?

Прибегаю на звук и застываю в дверном проёме. Картина маслом: старший Димка держит Тишку за ноги и опускает к кровати, на которой лежит Сёмка, веселый добряк лет десяти и притворяется спящим. Малыш, приближаясь своими ручонками к лежащей у брата на лбу игрушке, пытается её схватить, но тот в последний момент просыпается и делает вид, что испуган. До того смешно у него это получается, что малыш не просто хохочет, а радостно верещит от этой игры.

— Тиша, пойдём кушать? — зову спустя некоторое время.

Малыш не хочет уходить от братьев, но всё-таки соглашается поесть.

— А ми падём упатя? — лопочет мальчик, доедая свою порцию.

— Конечно пойдём, — с легкостью расшифровываю фразу «А мы пойдём купаться?». — Только сначала поспим, а потом обязательно искупаемся в бассейне.

Дело в том, что, уходя, Даша сказала, что вернется через десять минут, но я не питаю иллюзий по этому поводу. Ради десяти минут меня бы сюда никто не звал. Час — минимум. Поэтому я спокойно иду в детскую, чтобы уложить Тишку на дневной сон.

Мы уже выбрали сказку, которую будем читать, но открыть книгу я не успеваю. В комнату входит старшая сестра этого сладкого пирожочка и говорит: «Тетя Ася, я уложу Тишку, а вас там мама зовёт на кухню».

Даша? Так быстро вернулась?

Ладно, значит попьём чайку, а если детвора еще все не смела, то и с пироженками, не могла же она вернуться из центра без них…

Спускаюсь на первый этаж и только подходя к кухне слышу голоса и смех отца Тихона. Батюшка тоже вернулся так рано… Странно…

Вхожу большую просторную комнату, где стоит длинный стол для большой семьи, и уже готовлюсь приветствовать хозяина дома, как вдруг замираю от шока. Прямо передо мной стоит Давид.

41

На нём белая футболка-поло, какие он, как я уже поняла, всегда носит, светлые потертые джинсы. Он стоит, оперевшись рукой на спинку стула, и я ловлю себя на мысли, что его образ я ни раз не видела в этом, таком привычном мне, интерьере. И он сюда очень органично вписывается. В целом, он почти не изменился — разве только волосы отрасли, и он их теперь зачесывает назад и борода появилась. Густая и черная. Передо мной тот же Давид, будто и не было этих долгих пяти месяцев…

— Привет, — говорит словно смущаясь.

— Привет, — да, похоже мы оба чувствуем себя как на знакомстве-сватовстве.

Молча просто смотрим друг на друга, пока отец Тихон не прерывает затянувшуюся тишину очередной шуткой:

— Брат, ну и бороду ты отрастил! Скоро больше моей будет!

— Не будет, отец, — улыбается парень, и на душе тут же теплеет — это «мой Давид», тот, которого я всегда знала, а не тот, который был при последней нашей встрече, — я просто до своего цирюльника еще не доехал, а немецким ребятам я не решился доверить свои волосы — их либеральная повесточка, знаешь ли, чревата сюрпризами.

Эта шутка и меня заставляет улыбнуться. Однако неловкость не проходит.

— Ась, поможешь мне чай сделать? —