Теперь оцепенела Лариса. Она смотрела на мужчину так, что ему стало не по себе. Он разом сник и замолчал. Минуту назад, говоря о своей картине, он ожил и будто помолодел. Теперь перед Ларисой сидел прежний опустившийся человек, который выглядел на все пятьдесят лет.

– Значит, я зря украла картину? – каким-то страшным голосом спросила Лариса. – Зря? Да ты знаешь, чего мне это стоило?! Ты знаешь, как я надеялась на эту мазню?! Боже мой! – Она всплеснула руками. – Ведь я хотела приехать к твоей несчастной жене, извиниться, привезти ей деньги за пейзаж! Но когда я позвонила, мне какая-то женщина сказала, что Катя и Артем погибли, что их убили! И как раз в тот самый вечер, когда я там была! Ты понимаешь, как я испугалась?! Ты говоришь, что меня видели, что мои приметы есть у милиции… Я подумала о том же самом! Да, я украла, так чего же лучше – повесят на меня два трупа и поджог! А тут еще эта женщина что-то сообразила и спросила прямо: это я, что ли, обокрала покойную Катю? Я бросила трубку, когда она начала меня проклинать! Очень мне было весело!

Очень хорошо!

– Так это сделала не ты? – перебил ее Иван. Все это время он глаз с нее не сводил.

– Гад! – Лариса вцепилась в лацканы его дрянного плащика и рванула их так, что где-то треснул шов. – Ты поверил? Ты так и думал? Зачем же ты сюда пришел?! Зачем со мной встретился, говорил про свою несчастную жизнь, зачем ты мне душу мотал?

Она тряхнула его еще раз, оттолкнула и разревелась. Женщина плакала, забившись в угол, отвернув голову от Ивана, и видела, что неподалеку от машины стоят мальчишки и с интересом наблюдают, как нарядная тетенька ссорится с оборванным дяденькой. Лариса глотала слезы и безуспешно пыталась найти носовой платок.

– Прости… – Его голос звучал подавленно и виновато. Сорокалетний человек говорил как провинившийся мальчишка. – Мне соседи так сказали.

Они видели тебя. А Катя… Когда я вошел, она даже не спросила, где я был, что делал полгода. Сразу бросилась, обняла, закричала, что украли мою любимую картину, что она не виновата. Я думал, она с ума сошла. Потом понял, что ее и правда обокрали. Она рассказала, как выглядела воровка, и я, знаешь, сразу понял, что это ты. Кому же еще быть?! Кому нужен был этот пейзаж?! Только я не думал про колодец и не вспоминал о нем. Я, знаешь… Решил, что ты почему-то решила мне отомстить. Хотя, если разобраться, это я должен был портить тебе жизнь, ведь ты меня не дождалась, искорежила мою жизнь.

Лариса слабо всхлипнула, почувствовав прикосновение его руки:

– Прости… Но как ты мог подумать, что это я их убила? – Она повернула к нему заплаканное лицо.

В этот миг женщина уже не думала, хорошо ли выглядит, и не заботилась о производимом впечатлении. – Не понимаю… Где же ты сам был, когда все загорелось?!

– Понимаешь, Катя была в таком состоянии…

Увидел, что дома совсем нет продуктов. О чем я раньше-то думал, дурак? – Он с силой ударил себя по колену. – Всегда, когда уходил, надеялся, что Катя продаст мои картины! Шиш с маслом! Никто ничего не покупал! А я себя успокаивал, что лучше два рта, чем три, что им без меня легче… Я не умею зарабатывать деньги, никогда не умел… Не мог я смотреть на Катю с Артемом, потому и уходил. Жил у разных баб… Можешь альфонсом меня назвать, как хочешь, не ошибешься Халтурил, какие-то гроши зарабатывал… А в этот раз, когда я вернулся, увидел, что у них полная нищета. Я сказал, что сбегаю займу денег у приятеля. – Теперь он говорил сдавленно, невнятно. Видно было, что каждое слово дается с трудом:

– Она не хотела меня – отпускать… Будто знала, что уже не увидимся. Сказала: куда же ты опять уходишь, только пришел, посмотри на сына… Артемка спал. Я велел не будить его, сказал, что скоро вернусь… Ушел не помню во сколько. Наверное, где-то в полдвенадцатого. Задержался у этого приятеля, в самом деле денег занял, да еще выпил, хотя постоянно думал о Катьке, что она голодная, я все время ее лицо вспоминал. Вернулся где-то в два ночи. Смотрю – пожарная машина во дворе, люди стоят, человек пять-шесть. Я подошел ближе, весело так спросил: что случилось, где горит? Они на меня и не оглянулись. Только кто-то… Не видел я кто… Кто-то сказал: пятьдесят третья квартира горит, а трупы, говорит… Трупы только что увезли.

Иван, не спрашивая, схватил пакет, достал коньяк и свинтил пробку. Лариса смотрела, как он пьет – жадно, глотая коньяк будто компот.

– Я стоял и думал… – Иван глотнул воздух, никакой другой закуски ему, как видно, не требовалось. – Стоял и думал: вот он и конец, так оно и должно быть.

И сразу же на тебя подумал. Конечно, я не знал, зачем ты картину украла… Только подумал – одно к одному… Ты вернулась и убила их. Постоял и пошел…

Видишь, какой я герой… Почти три недели прошло, прежде чем опять решился домой пойти. Я боялся.

Всего боялся. А тебя больше всех. Не смерти, а тебя.

Он снова припал к бутылке. Когда Иван отнял ее от губ, коньяку убавилось наполовину. Лариса молча отняла у него бутылку, завинтила крышку и спрятала ее в пакет.

– Ты больше не будешь пить, – твердо сказала она.

– Больше не буду, – согласно прошептал Иван.

– Знаешь, куда мы сейчас поедем? – Она повернула ключ в замке зажигания. – На дачу. Пусть картина испорчена, но ты должен помнить, что был колодец.

– Что ты прицепилась ко мне со своим колодцем? – Иван еле ворочал языком. – Сердца у тебя нет… Я тебе такое рассказываю, а ты…

– У тебя свое горе, у меня – свое, – резко ответила она.

И он больше не пытался возражать. Когда Лариса через пять минут взглянула на него, Иван спал, откинув голову на спинку сиденья, приоткрыв рот.

В машине сильно пахло коньяком – с каждым его выдохом пары становились все гуще. Лариса перегнулась через своего пассажира и пристегнула его ремнем безопасности. У нее было такое чувство, что рядом сидит труп. Во всяком случае, только оболочка прежнего человека. Но выгнать его она уже не могла.

Рыхлое облачное небо так низко нависало над бревенчатым серым домом, что казалось, если встать на крышу, снеговую тучу можно тронуть рукой. На участке не было ни одной протоптанной дорожки – даже летом сюда почти никто не ездил, что уж говорить о таком ледяном ноябре…

Лариса вышла из машины и осторожно щелкнула дверцей. Вокруг не было видно ни души, но женщина почему-то старалась вести себя потише, будто ее кто-то мог услышать. Она сняла перчатку и положила руку на столбик ограды, смахнула спекшуюся снеговую шапку. Женщина и сама не знала, что с ней творится. Она не была здесь двадцать два года.

Последний раз – вместе с Иваном. Тогда он заканчивал ее портрет. Это было в августе, день выдался прохладный, и Лариса замерзла, сидя на бревне в своем белом сарафане. С тех пор она на даче не бывала. Слишком многое происходило в ее семье, в ее жизни. Свадьба Вики, выпускные экзамены, поездка на юг, нелепый, не нужный ей самой роман с Денисом… Беременность, которая тогда казалась ей не подарком судьбы, а наказанием, возмездием… Собственная свадьба, выкидыш, время, когда она пыталась жить «как все» – не любя мужа, не любя себя, пытаясь слепо слушаться мать, которая уверяла: все образуется, главное – не любовь, главное – уважение…