Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всех рассмотренных приемов, сводившихся к увеличению центрального помещения шатрового храма при помощи различных пристроек, наиболее древним является прием квадратного прируба, покрытого бочкой. Мы видели его на всех древнейших церквах, какие сохранились до нас, – на ІІаниловской, Белослудской, Вершиногеоргиевской и Куштской. Если верить клировым записям, то на далеком севере сохранилась церковь, которая на целое столетие старше Паниловской, это церковь священномученика Климента в посаде Уна Архангельского уезда. Клировые сведения, имеющие на этот раз характер скорее преданий, нежели точных записей, определенно говорят, что она построена в 1501 году. Существующие ныне два придела с северной и южной стороны устроены только в 1871 году, когда над соответствующими бочками водружены были две главки и по бокам алтаря прирублены низкие помещения для престолового жертвенника и диаконника[177]. Но самый храм, несомненно, относится к глубокой древности и весьма вероятно, что именно к XVI веку. Как и Паниловский, он также имеет прирубы, перекрытые бочками. Последние получили здесь в высшей степени своеобразное развитие благодаря тому, что каждая из них расслоилась на две бочки, причем ближайшая к центру несколько приподнята, образуя как бы ступень. Несколько иной прием бочечного расслоения мы видим в Успенской церкви в Варзуге Кольского уезда, построенной в 1674 году. Тогда как в Унской церкви расслаиваются концы самого крещатого сруба, подготовляя место для верхних бочек, в Варзуге расслаивание произведено в одних лишь бочках.
Обе эти церкви принадлежат к числу самых замечательных, какие создал север. Правда, они не дошли до нас в своем первоначальном виде, и если Варзужская только обшита и сохранила в сущности неприкосновенным всю суть своего былого облика, то Унская дошла уже со значительными изменениями. И все же она и до сих пор производит непередаваемое словами впечатление. Она и теперь еще изумительно стройна, и теперь неподражаемо прекрасен весь ее силуэт, и от всей ее удивительно архитектурной массы веет торжественным, великим покоем, который есть только в самых совершенных созданиях монументального искусства. В высшей степени важное значение для истории русского искусства представляет и церковь в Варзуге. Неудивительно ли, где-то в глуши далекого севера, на Кольском полуострове неожиданно встретить храм, до такой степени близкий по идее и формам замечательному каменному храму Вознесения в царском селе Коломенском под Москвой! Жаль, что храм этот лишен галереи, охватывавшей его некогда с трех сторон, и жаль, что недавняя обшивка тесом не сохранила нам всей чистоты его форм и линий. Будь он в своем былом виде, сходство его с Коломенским храмом еще резче бросалось бы в глаза и последний казался бы прямой его копией.
К числу крестообразных церквей, и притом последней стадии их развития, нужно отнести и Троицкую церковь в посаде Нёнокса, где группа из пяти шатров подчинена «освященному пятиглавию». Построенная в 1729 году[178], она общей группой своих шатров совершенно уничтожает выразительность двух ее приделов, алтарные прирубы которых, покрытые бочками, как-то теряются и стушевываются в целой композиции храма.
Стремление придать шатровому храму вид пятиглавого, привело к особому приему обработки «верха» храма, состоящему в том, что у подножия шатра прирубались четыре бочки, расположенные по странам света. Эти бочки предназначались исключительно для того, чтобы нести главки, и уже никакой служебной роли не исполняли. Таков собор Рождества Богородицы в Мезени, построенный в 1714 году[179]. Бочки, облепившие шатер, здесь так же чисто декоративны, как и простые теремки. Мало того, декоративен и самый шатер, так как ни к нему, как к главной кровле храма, примыкают бочки, а он сам покоится на них. Этот прием известен под названием «шатра на крещатой бочке».
Достигнутое пятиглавие, при простом плане клетской церкви, не совсем, однако, удовлетворяло порядку размещения глав, которые поставлены здесь не по углам основной квадратной массы, как это принято в древних каменных храмах, а по осям и по странам света. Поправка, внесенная в эту область, привела к новому приему размещения бочек уже не по осям четырехугольника, а по его диагоналям. Такой тип мы видим в церкви Дмитрия Солунского в Челмохте Холмогорского уезда, построенной в 1685 году[180]. Эта замечательная церковь давно уже обшита тесом, благодаря чему прекрасно сохранилась, причем самая обшивка производилась в старину не так, как в новейшее время. Прежде обшивали «в притес», т. е. прибивали одну тесинку непосредственно подле другой, тогда как нынче чаще обшивают «в закрой», накрывая верхнюю часть доски нижним краем следующей, что значительно более искажает чистоту линий и форм. При прежних обшивках ничего не искажали, – ни рисунка шатров, ни формы бочек, ни окон, которые в Челмохотской церкви Дмитрия Солунского остались такими же крошечными, какими были и встарь. Правда, как шатер, так и главки и бочки потеряли свою чешую, и бочка главного алтарного прируба не имеет главы, оставшейся только на придельном, но все же и в нынешнем своем виде церковь эта производит чрезвычайно своеобразное впечатление. Совершенно нетронутой она осталась внутри, где особенно интересна трапеза. В другой церкви в той же Челмохте, освященной в 1709 году[181] во имя Рождества Богородицы, бочки поставлены снова не по осям четырехугольника, а по диагоналям. Она гораздо хуже по пропорциям, имеет на алтарном выступе несоответственно громоздкую бочку, и все окна ее расширены.
Имея план клетских церквей, пятиглавые шатровые храмы имели и развитие, подобное клетским. При устройстве приделов встречалось то же неудобство, что и у тех, как мы видим в Мезенском соборе, где декоративный верх придела тесно примыкает к северной стене храма, вызывая так называемые затеки в своей кровле. И тот же остроумный прием, который дал «двойню» клинчатаго храма в Осинове, привел к новому решению, еще более простому и примитивному, вылившемуся особенно ярко в прекрасном Троицком храме села Лампожни на Мезени, построенном в 1781 году[182]. В главной части храма поставлен посредине столб, как бы разделивший все помещение на два совершенно одинаковых придела, каждый со своим отдельным алтарем, но одним общим иконостасом. Алтарная «двойня» отлично выражает идею внутреннего устройства и своими восемью стенками чрезвычайно разнообразит и красит суровую внешность храма. Он сохранился в нетронутом виде, но сильно осел, и дни его сочтены.
Из группы шатровых пятиглавых храмов заметно