— Чудовищно?

— Чудовищно! Но в то же время… я не знаю, не могу этого объяснить. Ко мне никто и никогда так не относился.

— И никто так не любил.

— Да. Ты, может, и ревнуешь меня к Новикову…

— Так-так… — напрягаюсь и снова заглядываю ей в глаза.

— Но должен быть ему благодарен! — Марьяна смеется влажно, сквозь слезы, а мне что-то совсем невесело.

— Неужели?

— Да! Знаешь, я сколько угодно могла себя обманывать, а вот рядом с ним…

— Да? — напряжение в затылке просто чудовищное, но я старательно его игнорирую.

— Рядом с ним обманывать себя стало невозможно. Каким бы хорошим парнем он ни был, я…

— Да? — повторяю попугаем.

— Я никогда не сумею его полюбить. Потому что люблю тебя. Вопреки всему люблю. И никого, кроме тебя, не вижу.

— Похоже, мне действительно стоит поблагодарить этого парня. Пожалуй, куплю ему ящик пива…

— Демид! Ты невыносим! — бьет меня в грудь кулачком Марьяна и как-то так проезжает попкой по моей эрекции, что у меня искры летят из глаз. Я машинально обхватываю ее бедра ладонями и ерзаю.

— Ох, — выдыхаем синхронно.

— Говоришь, Полинка с мамой и Волковым?

— Ну, да. Они прямо с утра ее забрали.

— Какая умная и понимающая мне досталась теща!

— И не говори. Везучий ты сукин сын. — С моих губ слетает смешок, и некоторое время мы лишь с улыбкой смотрим друг на друга. Но потом взгляд Марьяны вновь затягивает поволока.

— Ну, что не так на этот раз?

— Надеюсь, на жизненном пути той девушки попадется мужчина, который залечит все ее раны. Она…

— Не думай об этом! Пожалуйста… И не вини себя, потому что ты ни в чем не виновата.

— Да… Да, ты, конечно, прав. Только, знаешь, это непросто — не думать. Она у меня перед глазами стоит.

— А ты попробуй сосредоточиться на чем-нибудь другом. Например, на этом… — целую. Жарко, влажно, бесстыже. Язык скользит по губам, проникает в рот, играет с ее язычком. Марьяна обхватывает мою голову руками, ласковой кошкой трется о мою грудь. Покачивается вверх-вниз на моих бедрах. Я стягиваю на плечо лямку майки, оголяя упругую полную грудь. Широким мазком языка лижу острый маленький пик и легонько на него дую. Марьяна заходится в стоне. Вдавливает острые ногти в кожу на шее, а промежностью — в мой стояк и замирает так на пару секунд, нагнетая короткие всполохи наслаждения.

— Сними! — дергает резинку боксеров.

— Неудобно… — ругаюсь я, потому что в таком положении, как мы находимся, снять трусы действительно проблематично. Мне ничего не остается, кроме как на время снять ее с себя. Что я и делаю. Пересаживаю Марьяну на кровать и под ее жарким взглядом быстро стаскиваю с себя боксеры. Господи, сколько же я ждал, чтобы она так на меня смотрела! Мне уже хорошо только от одного ее взгляда. Поэтому я не спешу. Обхватываю одной рукой яйца, другой — сжимаю ствол и неторопливо веду по нему рукой. Туда-сюда. Марьяна заводится еще сильнее. Не отдавая тому отчет, приглашающе раздвигает ноги и лижет, кусает губы, вынуждая меня показать, на что они действительно годятся. Делаю шаг. Она сидит, я стоя над ней возвышаюсь. Мой пах на уровне её лица. Да-да, детка, ты знаешь, что с этим делать. Веду головкой, раскрывая губы. Плавным толчком погружаюсь максимально глубоко в её горячий рот и, откинув голову от наслаждения, выдыхаю. Кажется, я переоценил свои силы. В первый раз это слишком. Может быть, потом. Когда огонь страсти стихнет, мы и продолжим, а пока… Резко отступаю.

— Повернись.

— Ч-что? — Марьяна смотрит на меня настороженно и… возбужденно.

— Повернись ко мне попкой. Пожалуйста, детка. Тебе понравится. Обещаю.

Она медлит. Это нормально. Для такой неопытной девочки, как она. Но когда я уже теряю терпение и готовлюсь уступить, она становится на колени, неторопливо опускается, опираясь на локти, и прогибает спину. Идеально… Дрожащими пальцами касаюсь припухших, истекающих смазкой лепестков. Веду ниже к клитору. Марьяна тихонько постанывает, и как же мне нравится этот звук! Торопливо натягиваю резинку и начинаю осторожное погружение. Скоро я опять сорвусь на бешеный темп, а пока, миллиметр за миллиметром… в неё. В наслаждение.

Марьяна

Я не знаю, что, в конечном итоге, заставило меня переступить через страх. Его просто не стало. Хотя это и не было сиюминутным осознанием, нет… Наверное, в моей жизни уже давно все к тому шло, но я старательно гнала от себя эти мысли и, давно поверженная, отчаянно цеплялась за острые осколки брони, которые в какой-то момент, теребя уже покрытые коркой раны, стали для меня основным источником боли.

Знаете, говорят, что человек сам кузнец своего счастья. Мне же для того, чтобы стать счастливой, нужно было просто не мешать Демиду ковать его за меня.

— Эй, детка, я все…

Встряхиваю головой и поднимаю взгляд. Балашов, с ног до головы увешанный пакетами, стоит у кассы и пытается сунуть бумажник в карман, не выпуская из рук сумок.

— Дай я!

Забираю кошелек и довольно ловко засовываю его во внутренний карман тонкой куртки. Демид довольно улыбается и позволяет мне делать с ним все, что мне только заблагорассудится. Не могу не поощрить такую покладистость. Поднимаюсь на носочки и целую его в квадратный, покрытый колючей щетиной подбородок. Его улыбка расползается еще шире, но практически тут же гаснет.

— На нас смотрят.

Как будто я этого не знаю! Да я почувствовала это с первой минуты, секунды даже… В отличие от Демида, я совсем не привыкла к такому вниманию. Я буквально кожей чувствую, как по мне ползают чужие любопытные взгляды. У меня нет к ним иммунитета. Но почему-то меня это больше не парит так, как, наверное, должно. Наоборот, даже как-то… приятно, что теперь каждая собака знает — Демид Балашов мой.

— И что? — беззаботно вздергиваю бровь и совсем уж нахально просовываю ладонь ему под руку и кладу на его крепкую задницу, приобнимая. Демид выглядит приятно удивленным. Что ж… пусть и он знает — я больше не собираюсь ничего скрывать.

— Кто-то решил показать зубки? — смеется он.

— Да нет. Просто расставить акценты.

Перевожу взгляд за спину Демиу, где один из мужиков, кажется, уже готов броситься к нам за автографом или бог его знает, зачем. Может, сфотографироваться?

— Что там такое?

— Похоже, нам нужно валить.

— Тогда ходу!

Гремя пакетами, припускаем к выходу. Какого-то черта пищат рамки, к нам подходит охранник, но, узнав Демида, заикаясь и кашляя, отпускает, даже не проверив чек. Мы благодарим его и пулей вылетаем из магазина, хохоча, как ненормальные. Настроение просто шикарное. Садимся в первом попавшемся по дороге кафе, заказываем по супу. Переглядываемся и опять смеемся. Над головами — украшенный к Новому году купол торгового центра. А под ним — нескончаемый поток людей. Все готовятся к праздникам, суетятся, бегут куда-то…