– Да, перестань суетиться возле меня.

Изуми повернулась ко мне и увидела возле вазы корзинку для фруктов.

– Что, дядя приходил?

– Примерно час назад.

Изуми рассмотрела содержимое корзинки.

– Гляди, бабушка, тут твоя любимая канталупа.

Изуми выдвинула ящик и достала нож для фруктов. Я стоял в углу комнаты, наблюдая, как она управлялась с ножом. Фруктовый сок капал на ее пальцы. Она покрыла ногти бесцветным лаком. Они блестели, отражая солнечный свет, просачивавшийся сквозь белые занавески.

Изуми отрезала маленький кусочек и попробовала.

– У-у! – воскликнула она, отрезала два ломтя и протянула их бабушке и мне.

Я вонзил зубы в мякоть дыни, твердую, но сочную. Мой рот наполнила восхитительная сладость.

– Мой дядя умеет выбирать дыни, – сказала Изуми.

Мы ели дыню-канталупу в комнате 108, а занавески колыхались и хлопали от ветра. Тонкие, белые занавески напомнили мне госпожу Катоу. Интересно, как у нее сейчас дела? Я надеялся, что ей стало лучше.

Изуми продолжала болтать с бабушкой. Когда Изуми улыбалась, на ее левой щеке появлялась крошечная ямка.

Через некоторое время их голоса куда-то уплыли. Мало-помалу я почувствовал, что тоже уплываю куда-то и гляжу на все издалека. Я словно сидел перед телевизором и видел будто в другой реальности счастливую внучку с бабушкой.

Я скрестил на груди руки и прислонился затылком к стене. Вскоре я уже перенесся в прошлое.

…Я сидел на софе в гостиной вместе с сестрой. Мы смотрели по телевизору концерт. Выступал мужчина в черном смокинге. Он на роскошном рояле «Ямаха» играл перед огромной аудиторией джазовую композицию.

– Это импровизация на тему песни «Странный фрукт», – сказала сестра, прочитав подпись на экране.

– Он хороший? – спросил я.

– Думаю, что да, иначе его концерт не показали бы по телику, – ответила сестра.

Я не отрывал от музыканта глаз. Он играл нормально, из-под его пальцев лилась красивая музыка. Но больше всего меня поразили его пальцы – длинные и тонкие, с широкими ногтями здорового, розоватого цвета. Они грациозно летали над черно-белыми клавишами, словно слаженные танцовщики.

Пианист привел слушателей в восторг; последовали долгие, громовые аплодисменты. Он кланялся зрителям и с довольной улыбкой взмахивал своими красивыми пальцами.

– Ишида, ты меня слышишь? – спросила Изуми. Я вздрогнул и очнулся.

Мы возвращались через парк к автобусной остановке.

– Извини, – сказал я. – Ты можешь повторить?

– Я сказала, что благодарна тебе за помощь. Для меня это было очень важно, – сказала она с улыбкой. – Бабушка – самый важный для меня человек. Я жила вместе с ней до семнадцати лет.

– А твои родители? Почему ты не жила с ними?

– Они погибли, когда мне было два года, – ответила Изуми. – Разбились. Мой отец гнал машину. Кроме меня, у них никого больше не было, и я осталась одна.

– Ты, должно быть, всю жизнь горевала по родителям?

Она покачала головой.

– Как можно горевать по людям, которых ты не помнишь? Я знаю их лица по фоткам, но у меня не осталось никаких личных воспоминаний. Для меня это просто два имени, написанные в моем свидетельстве о рождении.

Я молчал.

– Ишида, ты считаешь меня бесчувственной?

Я не ответил. Мне показалось, что ее слова прозвучали скорее как утверждение, а не как вопрос.

– У бабушки всегда было слабое здоровье, но она единственная сказала, что возьмет меня к себе, – продолжала Изуми. – Однако с годами ей становилось хуже. У нее было несколько сердечных приступов, а я не могла постоянно присматривать за ней, потому что ходила в школу. Семья решила, что лучше, если она будет жить в хорошем доме престарелых, где ей в любой момент окажут профессиональную помощь.

Мы немного помолчали.

– Тебе, конечно, было тяжело, – заметил я.

– Ничего, у меня все нормально, – ответила Изуми. – К счастью, у меня есть богатый дядя, и он обеспечивает бабушку финансово. Еще он оплачивал мои траты, пока я не закончила колледж. Теперь я понемногу возвращаю ему долги. В книжном я зарабатываю не так много, но где-нибудь в следующем году верну ему долги полностью. Еще я коплю деньги на университет.

Я что-то одобрительно промычал. Неудивительно, что она так цепляется за низкую плату за жилье.

– Кстати, что бабушка говорила тебе, когда я вышла в туалет? – спросила Изуми. – Что, она просила сделать мне предложение или что-то еще?

– Ничего конкретного, – усмехнулся я. – Она велела заботиться о тебе.

– А что ты ей ответил?

– Как что? Любой в такой ситуации сказал бы «да». Ведь я не мог ответить ей: «Нет, мадам, я всего лишь временный бойфренд. Мой контракт истекает через два часа», тем более что она такая приятная пожилая леди.

– Правда, Ишида? – Она вытаращила глаза. – Теперь ты будешь заботиться обо мне?

– Я играл роль образцового бойфренда. Ты не должна требовать от меня исполнения обещаний.

– Я пошутила, не принимай мои слова всерьез. – Она взяла меня под руку. – А так было бы приятно иметь бойфренда.

– Почему у тебя его нет?

– Бойфренда?

Я кивнул.

– Пока не время, я не готова к серьезным отношениям.

Я помалкивал. Ее хватка стала крепче. Ее ладонь была теплая, и это тепло текло в меня.

Мы шли по парку. Изуми не убирала руку. Мимо нас прошла кучка детей; они смеялись и гонялись друг за дружкой. Позади них две молодые мамаши толкали прогулочные коляски. На берегу реки шестеро мужчин среднего возраста делали упражнения.

– Ты знаешь, почему город называется Акакава? – спросила Изуми.

– Нет, – ответил я. – Расскажешь?

– Я знаю две версии, – сказала она. – Первую я слышала от бабушки. На этом месте когда-то появилась деревня. Группа крестьян пришла сюда осенью и поселилась на берегах реки. Тогда здесь росло много японских кленов. Красные листья падали в воду, и река казалась красной, вот крестьяне и назвали деревню «Акакава» – «ака» значит «красная», а «кава» – «река».

– Ну, а вторая версия?

– Две кучки крестьян спорили из-за земли. Потом подрались своими мотыгами. Победители бросили трупы противников в воду, и от крови река покраснела.

Какой ужас!

– Ну и какую версию ты считаешь правдоподобной?

– По-моему, они обе правдоподобны. – Она пожала плечами.

Мы прошли мимо нескольких бегунов с полотенцами на шее. Через некоторое время я сообразил, что мы дали большой круг, но сделал вид, что ничего не заметил.

– Сегодня мы уже находились, – сказала Изуми. – Давай пойдем теперь назад?

Я кивнул:

– Сколько ты еще будешь держать меня под руку?

Она взглянула на часы.

– Еще двенадцать минут до конца нашего контракта.

– Мы должны строго придерживаться его?

Изуми улыбнулась и похлопала меня по руке.

– Ты хорошо себя вел, и я отпускаю тебя раньше.

Она убрала руку и пошла впереди меня. Лучи солнца падали на ее волосы, и на них появился рыжеватый отсвет, которого я не замечал раньше. При вечернем свете ее волосы сияли.

Когда я видел девушку с длинными волосами, блестевшими на солнце, я вспоминал сестру. От природы у нее были темно-каштановые волосы, в отличие от остальной семьи. Мне всегда нравился ее цвет волос.

Однажды я даже пробовал покрасить свои волосы в каштановый цвет. Но, когда они отросли, меня стали раздражать черные корни, а закрашивать их я ленился, и через пару месяцев волосы снова стали черными. Тогда я в первый и последний раз менял свой цвет.

– Пойдем быстрее,