– Не надо! – закричал он.

Али не обратил на него никакого внимания. Ухватившись за черную рукоять, он изо всех сил потянул ее на себя. Гангстер снова завизжал, и вдруг наступила тишина. Смолкло гудение машины, прекратилась вибрация, сотрясавшая стены.

Ригелианин вырвался из рук Кости, поскользнулся, упал, а Али уже всем телом повис на рычаге, рычаг сломался, и, увидев это, гангстер, стоявший перед экраном, словно взбесился. Забыв о направленном на него бластере Муры, он с хриплым рычанием, вытянув руки со скрюченными пальцами, рванулся к Али.

Это застало Дэйна врасплох: он следил за ригелианином, которого считал самым опасным из этой компании. Зато Мура не дремал и аккуратно срезал этого сумасшедшего, прежде чем он успел добраться до горла Али.

Гангстер захрипел и повалился ничком. Дэйн был очень рад, что не успел увидеть его обугленного лица.

Ригелианин поднялся на ноги, его змеиные немигающие глаза уставились на Муру и Дэйна, державших в руках бластеры. Затем он отвел глаза и, не обращая ни малейшего внимания на Кости, принялся засовывать за ремень выбившуюся рубашку.

– Вы приговорили всех нас к гибели, – ровным бесстрастным голосом проговорил он на жаргоне вольных торговцев.

Кости подошел к нему.

– А ну, подними руки и не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус, сказал он.

Ригелианин пожал плечами.

– Теперь уже никакие фокусы не нужны, – сказал он. – Всем нам каюк.

Мы в ловушке.

Али ухватился за спинку кресла и сел. Экран над его головой был пуст, мертв.

– И что же это за ловушка? – спросил Мура.

– Вы сломали этот рычаг. Теперь вся система управления машиной разрушена. – Ригелианин прислонился к стене в непринужденной позе. Его чешуйчатое лицо было лишено всякого выражения. – Нам никогда не выбраться отсюда. Сейчас наступит тьма.

И тут впервые Дэйн заметил, что прозрачный серый свет, заполнявший пещеру, как будто померк. Так тускнеют угли в догоревшем костре.

– И вдобавок мы заперты, – безжалостно продолжал ригелианин. – Ключ вы сломали и выйти отсюда теперь невозможно.

Кости расхохотался.

– Нечего разыгрывать перед нами «шепчущего», – прогремел он. Подумаешь – тьма! А это ты видел? – он достал и включил фонарик.

Ригелианин даже не повернул головы.

– Мы не знаем всех тайн этого подземелья, – сказал он. – Вряд ли ваши фонарики пригодятся вам здесь.

Дэйн сказал Муре:

– Надо бы уходить поскорее... пока светло...

Мура кивнул и обратился к ригелианину:

– Вы смогли бы открыть дверь?

Тот покачал головой. Тогда Кости принялся за дело. При помощи бластера он принялся быстро резать щели в стене. Дэйн приплясывал от нетерпения, ему казалось, что выжженные щели никогда не остынут.

Но вот наконец все они перелезли через стену и двинулись по коридору.

Кости тащил ригелианина за собой, связав ему руки его же собственным ремнем. Идти приходилось довольно медленно, потому что даже с помощью товарищей Али едва волочил ноги. А между тем тьма все сгущалась, серое свечение почти исчезло.

Мура включил свой фонарик.

– Будем пользоваться только одним фонариком. Надо беречь аккумуляторы.

Дэйн удивился – ведь аккумуляторы фонариков рассчитаны на несколько месяцев непрерывной работы. Однако через несколько минут ярко-желтый луч света потускнел и сделался бледным, сероватым.

– Он у вас на полной мощности? – спросил Али.

Было слышно, как в темноте позади злорадно фыркнул ригелианин. Мура ответил:

– Да, на самой полной.

Все молчали, но Дэйн чувствовал, что не он один смотрит на бледное пятно света с возрастающим беспокойством. И когда фонарик перестал освещать даже пол под ногами, Дэйн в общем не удивился. Но Кости удивился.

– Что там у вас случилось? – прогудел он. – Темно ведь.

Подождите-ка... – и он включил свой фонарик.

Минуты две тьму пронизывал яркий чистый луч, а затем он тоже стал быстро тускнеть, словно что-то в атмосфере жадно опустошало аккумуляторы.

– Любая энергия в этой пещере вырождается, – сказал ригелианин. – Мы не знаем, почему так происходит, но это как-то связано с работой установки. Исчезает свет, а потом и воздух...

Дэйн торопливо вздохнул полной грудью. воздух как воздух – холодный, свежий... Возможно, насчет воздуха ригелианин преувеличил, чтобы их припугнуть. Тем не менее все ускорили шаг.

Какое-то время меркнущий свет фонарика еще позволял им следовать путем Рича. Теперь, когда машина не работала, кругом стояла тяжелая тишина, в которой слышалось только эхо от клацанья магнитных подковок.

Выдохся фонарик Кости, Дэйн зажег свой. Они шли и шли, из коридора в коридор, стараясь до последнего использовать умирающий свет. И никто из них не знал, далеко ли еще до выхода.

Когда погас и фонарик Дэйна, Мура отдал новый приказ:

– Взяться за руки!

Дэйн правой рукой ухватил Муру за пояс, а левой вцепился в запястье Али. И они двинулись дальше. Дэйн слышал, как Мура что-то невнятно бормочет, и вскоре понял, что стюард отсчитывает шаги, вырабатывая какой-то свой метод движения по лабиринту во тьме.

А тьма давила на них, плотная, осязаемая, пропитанная чем-то неизъяснимым, что было свойственно тьме на этой планете. Казалось, они проталкиваются сквозь какую-то вязкую жидкость, и непонятно было – то ли они продвигаются вперед, то ли топчутся на одном месте.

Дэйн машинально следовал за Мурой, он мог только надеяться, что стюард знает, что делает, и рано или поздно приведет их к выходу из лабиринта. Он пыхтел и задыхался, словно бежал, хотя шли они не очень быстро.

– Сколько же миль нам еще переть? – осведомился Кости.

– А не все ли тебе равно, торгаш? Дверь не откроется – вы ведь сломали машину.

Неужели ригелианин сам верит в это? И если верит, почему он так спокоен? Или он принадлежит к народу, который считает, что нет разницы между жизнью и смертью?

Мура удивленно хмыкнул, и в следующий момент Дэйн наткнулся на него.

Сейчас же идущие сзади натолкнулись на Дэйна и столпились у него за спиной.

Впереди была стена. Это могло означать только одно: Мура просчитался и где-то свернул в темноте не туда, куда надо. Они заблудились...

– Где мы? – спросил Кости.

– Заблудились, – с холодным ехидством отозвался ригелианин.

Дэйн протянул руку и ощупал стену. Сердце у него заколотилось. Под пальцами была не гладкая скользкая поверхность, а грубый шершавый камень.