Паша опять же по-хозяйски опустился в глубокое кресло и потянул Дашу к себе на колени. Конечно, ему нравилось выводить Мирку из себя, но не до такой же степени? Даша весьма ловко освободилась из его рук и села в соседнее кресло. Мира Львовна продолжала стоять. Никто и никогда не давал ей ее шестьдесят с хвостиком лет, но за тот год, что они не виделись с Дашей, Каштанская сильно сдала. Обвисла кожа на щеках и на шее, а глаза смотрели тускло и уже не метали искры, как это бывало прежде, если Даша и Павел нарушали заведенный ею порядок, ломали протокол встречи с Арефьевым, превращая ее в бесшабашно-разгульное действо. Сама она ничего, кроме минеральной воды, не пила, и потому их дружеские посиделки немедленно переводила в разряд оргий и беспрестанно корила их за разнузданность нравов и падение морали.

Только Пистолетов умел находить с ней общий язык. Пистолетов, который никогда не витал в эмпиреях, мог по часу о чем-то с ней задушевно беседовать.

— Итак, дорогая Мира Львовна, — Паша вальяжно раскинулся в кресле и положил ногу на ногу, — извольте присесть и изложить причины вашего недовольства нашим поведением.

Каштанская поджала губы, прошла и села за стол Дмитрия Олеговича. На нем грудами лежали пыльные папки с бумагами. Она и впрямь разбирала архив Арефьева.

— Дело в том, Дарья, — сказала она высокомерно, но в глаза ей не смотрела и к тому же принялась выбивать пальцами дробь на столе, — я обнаружила копию завещания Дмитрия Олеговича, а его адвокат подтвердил, что у него имеется подлинник… — Она нервно сглотнула и перевела дыхание. — Да… подлинник. Согласно завещанию этот дом и все, что в нем находится, все переходит в твои руки… — Она опять сглотнула и наконец подняла на Дашу глаза. На мгновение той показалось, что они отсвечивают красным. Мирка смотрела на нее с откровенной ненавистью и тоской одновременно. — Мне же он оставил свои сбережения. Пятнадцать тысяч. — Голос ее дрогнул, и она быстро передала Даше пакет с бумагами. — Смотрите, мне чужого не надо. — Голос ее совсем сел. — Там фотография и… письмо. Он велел передать тебе в день похорон, но ты даже не появилась.

— Я не сумела пробиться к дому, — сказала Даша тихо. Она держала в руках пакет и не знала, что с ним делать.

— Дай-ка. — Паша взял бумаги и принялся их рассматривать.

— И на поминках ты не была, многие это заметили, — произнесла Мира Львовна осуждающе.

— Мы помянули его с Олялей и Татьяной, и неважно, где это случилось. — Даша в упор посмотрела на Каштанскую. — Чем я вам не угодила, Мира Львовна?

Та отвела взгляд и вновь забарабанила пальцами по столешнице.

— Я знала про эту идею и всячески уговаривала Дмитрия Олеговича отписать дом государству, но он меня не послушал.

И правильно сделал, — Паша вернул бумаги Даше. — Через полгода вступишь в права наследования. — Он посмотрел на Каштанскую. — Мира Львовна, дорогая, не отчаивайтесь! Арефьев поступил так, как ему подсказало сердце. Он лучше нас с вами понимал, что, достанься дом государству, через пару месяцев все здесь пошло бы прахом. Окна забили бы досками, а вас выселили бы к чертовой матери. Денег нет у отечества на подобные мелочи, нет и в обозримом будущем не намечается! А Дарья не позволит его разграбить и пустить по ветру. Вы ведь сами это знаете, и я знаю. К тому же у меня есть деньги, которые не дадут музею захиреть. Так что живите себе спокойно и делайте все, что вам душа подсказывает. Я помогу оформить официальные документы, лицензию на музейную и научную деятельность пробью. Смету составим, все честь по чести.

— Но, Павел Аркадьевич, — Каштанская испуганно посмотрела на него, — я не хотела бы, чтобы музей стал коммерческим заведением, понимаете ли…

— О чем речь? — расплылся в улыбке Паша. — Все как в старые добрые времена, но покрутиться все равно придется, чтобы завлечь сюда туристов. Я решил неподалеку турбазу построить и гостиницу. Места тут замечательные. Можно конные маршруты открыть, на байдарках и плотах сплавляться. И первый русский острог здесь же был построен. Как вы смотрите, Дарья Витальевна, если мы в одной из комнат откроем экспозицию, посвященную истории Сафьяновской станицы? А летом будем проводить чтения памяти Олеговича? Как на родине Шукшина, на Алтае?

— Как я смотрю на это? — опешила Даша. — Очень положительно! Думаю, это просто замечательно. — И осторожно поинтересовалась: — Ты все продумал заранее, или мысли о турбазе и чтениях тебя спонтанно посетили?

— Какое это имеет значение? — удивился Паша. — Ты меня хотя и обзываешь мастером художественного свиста, но, прости, я всегда выполняю свои обещания, если это касается каких-то важных дел.

— Может, чаю выпьете? — неожиданно робко предложила Мира Львовна. — Только вот пенсию еще не принесли, поэтому, сами понимаете, чем бог послал…

— А какая у вас пенсия, Мира Львовна? — справился Паша.

— Полторы тысячи.

— Что? — побагровел Паша. — Смеетесь?

Вполне обычная пенсия по нашим временам, — ответила за Каштанскую Даша. — Мама у меня столько же получает, хотя в школе более сорока лет отпахала.

— Но как вы собираетесь содержать эту домину? — поразился Паша.

— Я уже отказалась от услуг помощницы по дому, а Петр согласился поработать до весны бесплатно, пока огороды не начнутся. Снега в этом году очень много, я сама с ним не управлюсь, — Мира Львовна виновато улыбнулась. — Проживу как-нибудь. Картошка есть, соленья, варенья с осени заготовили. Соседи мясом снабдили, молоко каждый день носят и ни копейки не берут. С голоду не дадут умереть.

— Нет, это черт-те что такое! — выругался Павел и посмотрел на Дашу. — Я завтра же открою счет на твое имя и лично на Миру Львовну как на хранительницу, директора, или как там эта должность называется. Немедленно открою! Как можно жить на такие деньги, не понимаю.

— Так все живут, — неожиданно улыбнулась Каштанская. — Всех, Павел Аркадьевич, не обогреете.

— Я знаю, — сказал он и вынул из кармана спортивной куртки бумажник. Достал несколько зеленовато-серых купюр. — Здесь тысяча долларов. Это вам на первые расходы, Мира Львовна.

— Нет, нет, я не возьму, — замахала руками Каштанская. — Я никогда с ними дело не имела. Их же менять на рубли надо?

— Поменяете как-нибудь! — сказал Паша, положил банкноты на стол и пододвинул их к Мире. — Прошу вас, возьмите. Позже я привезу еще. Пока Даша вступит в наследство, пока оформим документы, много воды утечет. А мы хотим, чтобы работы по созданию музея Олеговича уже начались. — Он обнял Дашу за плечи и улыбнулся: — Надеюсь, мы к его открытию станем мужем и женой.

— Мужем? И женой? — Глаза у Миры чуть было не вылезли из орбит. — Я не ослышалась? Вы решили пожениться?

Паша расплылся в счастливой улыбке:

— Еще как пожениться. И медовый месяц обязательно проведем в доме Олеговича. Это он мне завещал.

— Поздравляю, — Мира Львовна второй раз с момента их встречи улыбнулась. — Я давно поняла, что к этому дело идет. Из вас получится хорошая пара. Жаль, что Дмитрий Олегович не дожил, я думаю, он бы порадовался за вас. Только я не понимаю, вы ведь женаты, Павел Аркадьевич?