Тут я подумал о тех, которых мы убили, и о том, как сильно они отличались от сородичей. И я слышал истории о том, что подобные им выходят из Безысходной пустоши — хотя как они могут там выжить…

— Да, крысы — это проба силы, они хотят видеть, насколько мы настороже. — Она порылась в кармане платья и достала оттуда шарик из угольно-черного вещества, настолько черного, словно оно жадно впитывало свет, и в комнате стало темнее, когда она положила его на столик перед собой.

Я подался было вперед, чтобы рассмотреть его лучше, но она быстро накрыла его ладонью, спрятав от моего взгляда.

— Нет! Я не знаю полной силы этого. У тебя есть защита, — она показала на мою подвеску, — но нет подготовки. Мы не можем рисковать тобой сейчас.

— Рисковать мной?

— С того дня, как ты смог найти проклятие на моем яксе, я знала, что ответ скрывается в тебе. — Она снова сменила тему. — Котти — животные — они чувствуют это в тебе, поскольку их чутье во многом гораздо лучше нашего. Алитта, — кивнула она в сторону своей ученицы, — тоже имеет внутренний взор. Она кое-чему научилась сама, ты тоже. Нам нужны те, кто сможет противостоять опасности, совсем не похожей на те, что в течение многих поколений знали наши народы.

— Я не воин! — возразил я. Не вырастают ли все проблемы в моей жизни из того, что я по природе своей не воин?

— Сражаться можно по-разному, и меч, копье или другое оружие в чьей-то руке могут не оказаться достойным ответом этой опасности. Нам нужны не воины, хотя может случиться и так, и, скорее всего, случится, что против грядущего придется готовить и копья. Но сейчас нам больше нужны те, кто идет другими путями, кто уже настроен на то, чтобы слышать самые неуловимые предостережения Высшего Духа. Во-первых, нам нужен новый император. Последние два императора были из Вапалы. Сейчас наготове кандидат, который хочет изменить традицию, всегда запрещавшую власти оставаться в руках одного Дома. Хотя мы, как народ в целом, сейчас живем в мире, темные дела между Домами остаются. — Она протянула руку и коснулась лежащей на столе руки Алитты. Ее ученица была вся напряжена, лицо ее странно заострилось, словно на мгновение она погрузилась в страшные воспоминания. — Да, под покровом нашей кажущейся безопасности много тьмы. Так что нам не надо интриг Домов друг против друга, чтобы добавить их к будущим опасностям. Наш император должен на этот раз не иметь связей с Вапалой.

Она говорила так, словно отдавала приказ. Теперь же она повернула голову и посмотрела мне прямо в глаза, как командир на свои войска.

— Нет! — вырвался у меня протест. — Я не император и не могу им быть! И пытаться не стану…

Девушка подалась вперед и сказала жестким голосом, так подходящим к ее заострившемуся лицу:

— Каждый делает то, что от него требуется, или он — ничто!

Она хлопнула ладонью по своему столику так, что чаша чуть не опрокинулась. Ее глаза были холодны, как глаза моего отца, когда он смотрел на меня, и в изгибе ее губ читалась тень презрения.

— Я не император, — твердо повторил я.

Мысль, что эти две женщины видят во мне кандидата на престол, внезапно заставила меня с подозрением вспомнить все те смутные предупреждения, что произносила Равинга. Чтобы я сам вызвался для испытаний — да меня справедливо высмеют и сочтут безумцем.

Но Равинга не казалась взволнованной. Она подняла ладонь, накрывавшую черный шарик, чуть подтолкнула его, и тот покатился ко мне.

— Посмотрим, — сказала она.

И, как и в тот раз, давно, когда она дала мне кошачью маску, — Алитта сделала протестующий жест правой рукой, но промолчала.

Шар покатился через столик Равинги и перелетел на мой. Я не понимал, как он преодолел малое расстояние между поверхностями. Затем он оказался передо мной. Хотя Равинга не приказывала мне ничего делать, на этот раз она не возражала против того, чтобы я изучил этот предмет.

В нем не было ничего от кристалла. Ни искры, ни блеска, Шар отталкивал взгляд, как ком высохших ядовитых водорослей. У меня не было ни малейшего желания дотронуться до него. Но он менялся у меня на глазах. Его очертания искажались, он принимал различные формы. Одно мгновение я смотрел на голову кота — не котги, не родича Мурри, а гладкую голову леопарда — такого же леопарда, как тот, голубой, что является символом верховной власти.

Он был леопардом, но продолжал изменяться, и я увидел крысу — подобие одной из тех странных и зловещих крупных тварей.

Леопард для правителя, вспыхнула у меня в голове расшифровка этой символики, а крыса — крыса для конца всего, что есть хорошего.

Для человека, привыкшего к относительной тишине Внешних земель, Вапала была местом шумным — хотя не могу сказать, чтобы слух мой оскорбляли какие-нибудь грубые звуки, Музыкальные мобили, которые были частью внутреннего города, постоянно звенели с самого рассвета, когда их отпускали на волю ветра, и до заката. Улицы были полны жизни, и в следующие несколько дней все больше путников и торговых караванов втискивалось в город, пробиваясь сквозь такую толпу, какой житель Внешних земель не мог бы увидеть даже на самом большом празднике.

Я надеялся на дальнейшие разъяснения Равинги, но в то же время не хотел втягиваться в спор по поводу абсурдной идеи, что я стану добиваться леопардового престола. Она каким-то образом заворожила меня теми намеками, которые делала в первую ночь моего пребывания под ее кровом. Но утром она больше не поднимала эту тему, да и я не стремился это сделать.

В лавке было очень оживленно. Куклы императора шли нарасхват — даже если это были только дешевые глиняные поделки, приобретаемые за пару плодов или вязанку хвороста теми, у кого в кошельке было пусто. Обычай требовал, чтобы такое изображение было выставлено у каждой двери — даже если это была дверь полуразрушенной хижины. Я видел, как Равинга с Алиттой даже просто раздавали такие тем, кому было нечем платить и кто лишь тоскливо посматривал на куклы. Император должен раствориться в Высшем Духе, но часть его силы может остаться с теми, кто так почтил его.

Пока что торговля другими ее куклами шла не столь бойко, и я мог рассматривать их на досуге. Мужчины, женщины, дети из всех королевств, всех рангов — от королев, их придворных и гвардейцев до последних слуг или рабов, — все были представлены в ее коллекции,

Целые отряды пустынных разведчиков верхом на ориксенах, в полном вооружении вплоть до жутких засапожных ножей, которые они теперь носили по большей части для красоты, а не для смертельных поединков, как бывало прежде. Вдоль полки двигался целый торговый караван. Собиратели соли из Азенгира, с ветвями, поросшими кристаллами, проводники со светильниками для дюнных парусников из Твайихика. Ни шахтеры Фноссиса, ни представители моего собственного народа не были забыты. А впереди всех стояли знатные мужи и жены и народ самой Вапалы — от последнего уличного метельщика до королевы с ее двором.