— Фир!

Он поймал ее в объятья и поцеловал — жадно, раздвигая языком ее губы, прижимая к себе так, что ей стало нечем дышать, сжимая пальцами ее волосы до легкой боли. Зверь радостно скреб когтями и мурчал, хвалясь победой, и Шербера засмеялась и погладила Фира по груди, радуясь вместе с ними обоими, разделяя кровожадный восторг и общий успех.

— Встречай меня так всегда, — пробормотал Фир ей на ухо. — Теперь мы останемся здесь еще на день, ведь магам надо отдохнуть. Ты останешься со мной, Шербера?

— Если никто из вас не ранен, я останусь, — сказала она ему, и он отстранился и посмотрел на нее с удивлением в глазах, словно она снова напомнила вдруг, что принадлежит не только ему. — Ты позволишь мне узнать, Фир? Я как раз закончила работу.

И он молча кивнул ей.

Им не пришлось далеко ходить: ее спутники собрались у дома фрейле, который, заметив Шерберу, сделал знак приблизиться. Другие акраяр тоже говорили со своими спутниками, и в этом не было ничего необычного… вот только другие акраяр не хватались за мечи и не сражались, как воины, нарушая запреты, и она упала перед своими господами на колени и низко склонила голову, понимая, что наказания не избежать и она его заслужила.

— Ты обезумела, акрай. — Это был Прэйир, и его голос резал ее как меч, глубоко и до крови. — Ты ищешь в бою смерти? Что ты делала посреди битвы, как не искала ее?

Она молчала.

— Ты не должна сражаться, Шербера-трава, — и она опустила голову еще ниже, когда услышала в голосе Номариама боль. — Женщины, которые сражаются, погибают быстрее… особенно те, что не умеют держать меч.

— Чербер, поднимись.

Она послушалась. Тэррик стоял прямо напротив, и Шербера посмотрела в его лицо, в это чужое, треугольное лицо с капельками пота над верхней губой, и в нем не было злости — только признание и благодарность.

— Ты спасла мне жизнь, — сказал он твердо, и краем глаза Шербера заметила на лице Олдина ободряющую улыбку. — Я обязан тебе. Ты можешь просить у меня милости взамен.

Слова Олдина почти тут же всплыли в ее памяти, его странные слова, смысла которых она в бою и не поняла. Теперь она знала, что они значат. Шербера кивнула, уже зная, о чем будет просить, и проговорила, четко и внятно, чтобы услышали они все:

— Господин, моя просьба такова: я хочу, чтобы кто-то из воинов научил меня сражаться. Я хочу, чтобы ты приказал кому-то из…

— Нет! — раздалось сразу два голоса, но Олдин уже был рядом с ней, и разъяренный Прэйир отступил, столкнувшись с ним взглядом и понимая, что сделать ничего нельзя.

— Это право акрай просить своего господина о милости, — напомнил Олдин своим мелодичным голосом, и Номариам, не отводя от Шерберы полного почти отчаяния взгляда, тоже сделал шаг назад и сжал руки в кулаки. — Ты должна мне пообещать, что будешь осторожной, акрай. Ты обещаешь?

— Он еще не разрешил, — процедил сквозь зубы Прэйир, хоть то, что фрейле сразу не сказал ей «нет» уже значило разрешение. — Фрейле, во имя матери мертвых. Ты не позволишь женщине сражаться. То, что она спасла тебя, ничего не значит, она не воин, ей нет места на поле боя. Она погибнет в первом же бою из-за своей самонадеянности. Проклятье, это же акрай!

Фир и Номариам молчали.

— Никто из нас не сможет тебя учить, Чербер, — сказал Тэррик задумчиво, глядя на нее и одновременно куда-то внутрь себя, и сердце Шерберы замерло. — Я подумаю, какому воину поручить твое обучение. Возможно, среди славных найдется тот…

— Будь проклят тот день, когда я позволил связать себя этой клятвой! — рявкнул Прэйир, обрывая его, и Шербера и Олдин, и остальные рядом с ней застыли от яростных слов. — Я буду учить ее сам, фрейле. Я так понимаю, ты этого и хотел — что ж, ты это и получил, надеюсь, ты доволен. После отдыха найдешь меня, акрай. Уже сегодня будет твой первый урок… и я тебе обещаю, что его ты нескоро забудешь.

Он плюнул фрейле под ноги и пошел прочь, не дожидаясь, пока кто-нибудь что-то скажет. Шербера задрожала от унижения и обиды, ее глаза наполнились слезами. Тэррик вдруг стал слишком внимательно на нее смотреть, словно что-то заподозрив, но почти сразу же Олдин потянул ее за руку, заставив повернуться к нему, и Фир положил руку ей на плечо, поддерживая ее своим ласковым прикосновением и присутствием.

Но она не могла уйти, не сделав того, что должна, не поговорив с тем, кто сам так много для нее сделал. Шербера приблизилась к Номариаму, молча глядящему на нее своими серебристыми лунными глазами, взяла его за руку обеими руками и уткнулась лицом в его теплую шею, набираясь смелости для просьбы.

— Я прошу и у тебя милости, мой господин, — сказала она тихо, сжимая его неподвижно лежащие в ее руке пальцы и почти не дыша. — Я прошу тебя позволить мне сделать то, что я хочу, я прошу тебя позволить мне принять свою судьбу, какой бы она ни была. Позволить мне выбрать ее хоть раз, если на то есть воля Инифри.

От него пахло пустыней и сухой травой, магией и смертельным ядом, и неожиданно этот запах ее успокоил, вернул ей силу духа и решимость.

— Если я запрещу тебе, Шербера-трава, ты все равно сделаешь это? — спросил он то, что должен был спросить. — Все равно поступишь по-своему?

— Нет, — сказала она твердо и замолчала.

Шербера знала, что отдает себя в его руки, дает обещание, которое никогда не хотела бы дать, позволяет ему решить ее судьбу — и одновременно показывает этим свое доверие, пусть не безоговорочное, но робкое первое доверие женщины, заглянувшей в сердце своего господина и увидевшей там человека, которому можно доверять. И от того, что скажет Номариам в ответ, зависело гораздо больше, чем казалось на первый взгляд.

Не маг и его акрай. Женщина и мужчина.

— Ты совсем как моя Миннаиль, — сказал он наконец тихо, кладя руку ей на голову и еле заметно вздыхая. — На все воля Инифри, Шербера, я не стану тебе запрещать. Я подберу тебе подходящий афатр из тех, что остались без хозяев. Передам через мальчишек днем. Я знаю, где тебя можно будет найти.

Она все-таки в нем не ошиблась.

Шербера поцеловала руку, которую держала, и с легким сердцем побежала к Фиру, который ее ждал. Обернулась, чтобы подарить благодарный взгляд фрейле, внимательно слушавшему их