Пламя пяти сердец

ГЛАВА 1

— Тебе стоит расшить рубицу, — сказала Шербера Волете, помогая ей завязать шнурки теплого кофза — плаща с меховой подбивкой. — Она слишком сильно натягивается на животе и задирается. Ты можешь простудиться. И тебе бы лучше ездить с нами, а не рядом с Займиром. Что, если кто-то толкнет тебя и сбросит с лошади во время нападения? Ты об этом думаешь?

Но Волета только улыбнулась и погладила свой заметно округлившийся живот.

— Инифри не хочет, чтобы мы сражались. Нам уже давно не попадаются ни темволд, ни зеленокожие, разве ты не видишь? Идут Холода, и зеленокожие умрут, а когда придет новая Жизнь, на берег выйдет новый разумный народ. Инифри дала мне знак. Мой ребенок станет первым ребенком мира. Мать мертвых сохранит нас.

Волета в последнее время говорила много и так уверенно, что ее слушали. Вот и теперь женщины собрались вокруг нее и слушали, как она рассказывает о смерти, которая ждет зеленокожих в Холода — ведь они не знают огня, а темволд уже боятся их и не верят им настолько, чтобы пустить их под свою крышу, — и кивали, соглашаясь.

И Шербере хотелось предостеречь их от этого опасного врага — надежды, которая заставляла воинов выигрывать битвы в своем разуме, даже не начиная, а акрай — заводить посреди войны детей, — но знала, что ее не послушают.

Но вдруг неправа именно она?

Пока они шли по долине спокойно. Закончилась луна Шеле и началась Шира, и землю покрыл тонким слоем снег, а зеленокожих все не было видно, и маги, ощупывающие воздух и землю вокруг денно и нощно, уверяли, что не чувствуют их даже вдалеке.

Совсем скоро их догнала и побежала рядом небольшая речка, совсем мелкая, перемерзающая по ночам до самого дна, и такая узенькая, что ее могла бы перепрыгнуть и Шербера. Было трудно поверить в то, что эта речушка — исток огромной, сильной, как славный воин, реки Оргосард, чья ширина в устье была такой, что там можно было утопить целый город. Оргосард начинался высоко в горах и спускался в долину, чтобы, постепенно наполняясь мощью и глубиной, вобрать в себя силы сотни мелких речушек, омыть стены мертвого города фрейле и унестись к Океану. Ближе к устью в Оргосарде начинала появляться дикая жизнь, и вот тут следовало быть осторожнее, чтобы не попасться на зуб речным гадам, выбирающимся на берег за добычей.

Оргосард был выбран Тэрриком не случайно. Это был ориентир, водораздел между пустыней и густонаселенным Побережьем, и глубокий тыл врага, вышедшего из Океана и сейчас бегущего к нему обратно, растеряв магию, единство и силы.

Вдоль реки было много деревушек, когда-то полных людей и скота. Теперь войско встречали пустые дома и улицы, и немногочисленные жители, с любопытством и страхом взирающие на тех, кто должен очистить их землю от зеленой заразы. Они были первыми, а это значило, что южное войско, если от него что-то осталось, до Оргосарда так и не добралось. Тэррик оставлял для них вести, отмечая путь, но сбиться с дороги, идущей параллельно реке, было бы тяжело.

— Будь проклят этот холод! — ведущий под уздцы коня воин рявкнул так, что конь дернулся и едва не сбил Шерберу с ног. Ей пришлось почти прыгнуть в повозку, чтобы не попасть под копыта, но воин не обратил внимания. — Нам нужно было захватить город, который мы отдали темволд, и остаться там. Мы могли бы развести огонь и погреться под крышей, поесть горячую похлебку и забраться с женщиной под теплое одеяло, а теперь идем по холодной земле под холодным ветром, а наши лошади едят водорость и рыпь!

«Люди, между прочим, тоже ее едят», — подумала Шербера, закутываясь в кофз и выдыхая в воздух облачко пара.

Водорость росла в незамерзающей воде у самых берегов, была сытной и не требовала огня, чтобы ее приготовить. На вкус — кожаный сапог, но после нее еще долго не хотелось есть и сил было много. Рыпь, мелкие черви, которых маги вызывали из-под земли, водились у реки в изобилии. Их варили на костре как для людей, так и для лошадей, добавляя в бульон все, что придет в голову, начиная от вина и заканчивая кислыми стеблями суповицы.

Шербера слышала, что в землях, далеких от Побережья, лошади не могут накапливать в своих телах воду для долгих переходов, не едят червей и убегают от дикой жизни, стоит ей показать зубы. Но их лошади были другими. Выносливыми. Смелыми. Гордыми. Жестокими к врагам и преданными друзьям.

Она заметила черный бок огромного Пармена чуть поодаль и улыбнулась, вспомнив свой страх перед ним в день, когда Фир только их познакомил.

Теперь она его не боялась.

Как не боялась и Прэйира, огромного воина восходного войска, ставшего одним из ее господ и завладевшего ее сердцем.

На следующий день после их разговора Шербера пришла на урок в обычное время. Она сделала вид, что не слышала слов о том, что если уйдет, уроки для нее окончены, а Прэйир сделал вид, что этого не говорил — и их обоих это устроило. Он сказал ей, что с мечом пока покончено, и ей нужно тренировать свое слабое тело, и довел ее до изнеможения тренировками на ловкость и быстроту.

Но он сказал ей: «Не так отвратительно, как обычно, акрай». Сквозь зубы, сведя брови, но сказал, а это что-то да значило.

В ту ночь, засыпая уже рядом с Тэрриком, Шербера долго ворочалась, с трудом удерживаясь от вскриков. Ей было больно, тело ломило, но она знала, что это хорошая боль. Эта боль означала успех, она означала, что ее тело меняется и приспосабливается, становится выносливее и быстрее.

На следующее утро и еще несколько дней подряд Шербера едва могла поднять афатр, и Прэйир колол ее насмешками, доводя до бессильной ярости и заставляя рычать не хуже Фира и осыпать его проклятьями, правда, последнее — только про себя. Не сразу Шербера поняла, что он провоцировал ее намеренно, чтобы заставить сражаться, несмотря на боль, чтобы научить ее использовать и эту боль себе на пользу.

С каждым днем боль становилась все слабее.

С каждым днем Шербера становилась все сильнее.

С каждым днем разговоры Волеты становились все громче и