Только называться оно будет уже не Савринтарское. Белокосые упустили свой шанс. Двадцать лет назад, когда Витор Суровый был просто Витором Первым, он сдуру предложил саврянскому тсарю снова объединиться — благо дети подрастали — и навсегда покончить с войнами. Тот обещал подумать — и думал целых три года, втайне готовя удар в спину.

Иртан, первенец… Умный, серьезный, решительный, прирожденный правитель… Мальчику было всего пятнадцать лет, когда он в знак доброй воли отправился с посольством в Саврию, якобы подписывать предварительное соглашение… Как он гордился этим поручением, таким важным и ответственным, первым в жизни… и последним.

Труп не узнала даже мать. И с того дня не узнавала никого вообще.

Нет уж, теперь это будет не объединение, а поглощение. Вырезать всех, кто окажет сопротивление, позволить тсецам грабить и жечь сколько их душе угодно, а уцелевших саврян лишить всяких прав и обложить непомерными налогами, чтобы передохли с голоду, как крысы, или разбежались по соседним тсарствам и степям. А саврянская знать украсит собой заточенные вешечные столбы от одной столицы до развалин другой. Вместо шапок.

Да, жестоко, недальновидно, нерачительно. Ничего. В Ринтаре полно бедняков, пообещать каждому по даровому наделу и корове — живо опустевшие земли заселят. И пускай пройдет несколько лет, прежде чем они начнут приносить доход, зато саврянская речь на них больше звучать не будет.

Неправда, что все войны ведутся из-за денег. Месть — тоже неплохой повод.

— Наконец-то, — брюзгливо заметил тсарь, глядя на скрипнувшую, но так и не открывшуюся дверь. — Заходи-заходи, не прячься.

— Не хотел тревожить покой вашего величества. — В зал с поклоном вошел невысокий, улыбчивый и недотепистый с виду толстячок, заподозрить в котором начальника тайной стражи смог бы разве что путник.

— Ты его нашел — или опять будешь отвлекать мое внимание разной ерундой?

— Ну если ваше величество полагает ерундой последние сведения о саврянских оружейных закупках… — обиженно поджал губы толстячок, став невероятно похожим на хозяина кормильни, к готовке которого придирается капризный гость. Собственно, с кормильни Кастий Белоручка и начинал, да и нынче ее не забросил: переложил на плечи племянников, появляясь там в свободное время и для души готовя блюдо-другое. Об основной его работе почти никто не знал, и не раз бывало, что захмелевший гость выкладывал отзывчивому кормильцу сведения, за которыми уже месяц охотилась вся тайная стража.

— Короче, не нашел, — презрительно заключил Витор, отворачиваясь к окну. Из городских ворот выезжали телеги с весчанами, согнанными на стройку. Их сопровождал верховой отряд тсецов, цепочкой растянувшийся по бокам обоза, чтобы дурные мужики, не понимающие своего счастья, не дали деру.

— Нет, ваше величество, — с искренним огорчением признался начальник стражи. — Но одна зацепка есть, мы как раз над ней работаем.

— Какая?

— Не хочется вводить ваше величество в заблуждение, если мы идем по ложному следу, — почтительно, но непреклонно поклонился Кастий.

— Так иди и ищи настоящий! — вспылил тсарь, швыряя подсвечник на пол. Железо гулко столкнулось с мрамором, по залу раскатились кусочки воска. — Зачем я тебе вообще плачу, дармоеду?!

Толстячок вежливо промолчал. Родная кровь — это вечные проблемы. Страдаешь то за нее, то из-за нее.

Витор сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, унимая громкий лихорадочный стук в груди, временами переходящий в боль. Не хватало, чтобы еще и сердце его предало — и это когда он стоит на пороге исполнения мечты всей своей жизни!

Отлегло.

— Ладно, — ворчливо сказал тсарь, отнимая руку от груди. — Пошли, покажешь свои записи.

Кастий, за годы службы изучивший своего хозяина лучше, чем он сам, невозмутимо кивнул.

— И сделай что-нибудь с крысами, — по пути брезгливо добавил Витор. — Воняет, как у бедняка в сенях.

— Постараюсь, ваше величество, — со вздохом согласился начальник стражи. Если выполнить первое тсарское поручение у него еще были шансы, то против голохвостых тварей — ни единого.

* * *

— Никого я не убивал! — так уверенно возразил Жар, что даже Рыска поняла: врет.

— Да-а-а? — нехорошо ухмыльнулся Альк. — Что ж ты тогда всякий раз вздрагиваешь, когда этого гонца поминают?

— Ничего я не вздрагиваю! — Жар затравленно огляделся, но вокруг было только поле, тусклое и унылое. Отвлечь внимание спутников нечем, спрятаться негде.

— А почему из города рванул, как олень от лесного пожара? — неумолимо продолжал допрос саврянин. — Даже никого за домом приглядеть не попросил, так все и бросил?

— У меня где сумка, там и дом!

— А комнату тебе кто переворошил?

— Откуда я знаю?! Может, дружки моей последней девчонки, я ее со скандалом за дверь выставил. Вот они из мести и… Чего ты вообще ко мне прицепился? — попытался перейти в атаку Жар. — Какое твое крысиное дело?!

— Это ты ко мне прицепился, — с оскорбительной ленцой отбил удар Альк. — Ты ж меня терпеть не можешь, так почему плетешься за нами, как собачонка на веревочке, только зубами для вида щелкаешь?

— Не к тебе, а к Рыске! Разве я могу ее бросить, да еще наедине с тобой?! — Жар натянуто улыбнулся подруге. Рыска его не поддержала — продолжала глядеть так, будто впервые увидела.

— Три года назад тебе это не помешало, — иронично напомнил Альк.

— Так то совсем другое дело! Я же видел, что ей на хуторе лучше, вот и…

— Лучше?! — На глаза девушке навернулись слезы. — Так ты и не собирался за мной возвращаться?

— Рысь, но ты же такая… домашняя, — спохватившись, принялся неловко оправдываться Жар. — Ты всегда тихая была, застенчивая, а город… ну это город! И ты же сама сказала, что тебе в нем не нравится!

— Ради тебя я бы потерпела!

— Дело не в том, что пришлось бы терпеть тебе, — снова безжалостно вмешался саврянин, — а в том, что пришлось бы терпеть ему. Воровать, например, бросить. Работать научиться. И сейчас он не любимой подружке помогает, а свою шкуру спасти пытается. А меня терпит, потому что хоть я и сволочь, но со мной безопаснее. Ну и на сто монет все еще рассчитывает.

— Неправда! — уже по-настоящему возмутился Жар, стискивая кулаки. — Да, я случайно влип в одно тухлое дельце! Да, я хотел удрать из Макополя! Но если бы не Рыска, то просто переехал бы в другой город и пересидел бурю в норе, а не ввязывался в передряги с путниками. Не задирай нос, крыса, твои проблемы не меньше моих, так что без разницы, под какой из двух сосен от молнии прятаться! А что до денег — я охотно заплатил бы кому-нибудь двадцать монет за удовольствие поглядеть, как тебе в задницу засунут остальные восемьдесят!

— А сто двадцать ты у меня вымогал, чтобы и себе что-нибудь осталось? Или заплатить тридцать за девяносто? — поинтересовался Альк, всем своим видом показывая, что не верит ни единому слову вора.