Мне неожиданно вспомнился ноутбук в библиотеке Зорина, и он сам, блестящий фиолетовыми очками той ночью.

Мы прервали связь. Внутри гаража кто-то кричал. Я тем временем осторожно осмотрела гараж, стараясь не приближаться к двери – мог быть «глазок» или что-нибудь в этом роде. Гараж был невысоким, так что я без особого труда забралась на крышу. Она была бетонной, но зато меня не было видно. Павлик вскоре вышел, уже без приемника. И очень злой. Вспомнив его безвольное лицо в тот момент, когда он разговаривал с матерью (получается, бабушка Заречной?), я поразилась – передо мной был совсем другой человек. Злой и опасный.

– Сучка! Ты у меня еще попляшешь!

Павлик захлопнул дверь, грохнувшую так, что у меня уши заложило, и ушел, не оглядываясь.

Я выждала минут пятнадцать, чтобы удостовериться, что он не вернется, и мягко спрыгнула на землю.

Повозившись с отмычкой, я открыла дверь. Меня очень интересовал приемник, который Павлик, очевидно, оставил внутри.

Машины в гараже не оказалось. Гараж использовался в качестве дополнительного кладового помещения – банки с солеными огурцами, варенье, верстак, старая одежда, старые велосипеды…

Внутри гаража была непроглядная темнота, но мои глаза быстро к ней привыкли. Я различила выключатель, включила лампочку, висящую на проводе под потолком, закрыла дверь, заперев ее на всякий случай. И только после этого заметила, что крышка подпола, который был внизу, открыта.

Я подошла ближе. Снизу что-то промычали.

Я с забившимся сердцем посмотрела вниз: из темноты на меня смотрели карие глаза Ольги Кашириной.

Разрезав ножом веревки, стягивающие руки девушки, я помогла ей выбраться.

– Урод! – первым делом выругалась она, проплевавшись после тряпки, которой был заткнут ее рот. – Урод! Гад! Козел!

– Это дядя Ольги? – уточнила я.

Каширина кивнула.

– Что он хотел?..

– Погоди… Дай отдышаться, в себя прийти. И давай на фиг свалим отсюда, дышать больше не могу этой затхлостью.

Мы свалили. Заперев дверь (приемник я нашла на верстаке – такое ощущение, что его пытались распилить, – и взяла с собой), чтобы все было внешне незаметно, мы быстренько покинули опасное место.

Добравшись до ближайшего кафе, мы купили минералку, вызвали такси, доехали до Родиона, отдышались, и Каширина наконец смогла все рассказать.

Дядя Заречной всегда кому-то завидовал. Во-первых, своему брату – тот обладал незаурядным талантом, его всегда хвалили в школе и ставили в пример младшему, Павлику. Несмотря на то что мать всегда принимала сторону Пашеньки, своего любимца, Павлу все равно казалось, что жизнь у Алексея куда лучше и интереснее, чем у него. Пусть у Паши лучшие игрушки и одежда всегда новее, но зато во дворе ребята предпочитали играть с его веселым старшим братом, а его самого называли занудой и игнорировали напрочь.

Павлик обижался. Также он обижался, когда его бросали девушки, уходя к Алексею, который, впрочем, все равно с ними встречаться не желал из уважения к брату. Но Павлик втайне ненавидел брата.

Материальное благосостояние братьев также было в общем-то одинаковым, но, несмотря на то что Алексей зарабатывал мало – большая ли зарплата у работника искусства? – жил он как-то легко и припеваючи, словно в его жизни были другие радости. С женой они жили душа в душу, дочь уродилась талантливой, тогда как Павлика никто, кроме деспотичной мамочки, дома не ждал и ждать, судя по всему, уже не будет.

От скуки и ненависти он не знал, чем заняться вечерами, и потому часто забредал к старшему брату в гости. Увидав как-то компьютер в однокомнатной квартирке, он ядовито заметил, что семья живет не по средствам. Племянница же холодно осадила его, что это, дескать, не его дело. Но в этот момент к ней приехала рыжеволосая подруга, так что скандала не получилось.

В тот же вечер дядя случайно подслушал разговор подружек в кафе, из которого понял, что рыжеволосая подружка отдавала его племяннице долг – двадцать пять тысяч долларов. Обалдев от суммы, он даже не стал вникать в подробности дела – откуда у его племянницы такие деньги, где рыжая их взяла. Он понял одно: жизнь несправедлива. Деньги куда нужнее ему: машину, например, купить новую. Он уже давно засматривается на новенькую «Тойоту Короллу» соседа, который, как назло, так ухаживает за своей машиной, что та как конфетка стоит и блестит у Павлика под окнами. Да и вообще – съехать бы от маменьки, купить ей конуру на окраине, чтобы жить не мешала. А вместо этого деньги достанутся его соплюшке-племяннице, которая расфукает их на всякие финтифлюшки и к делу не приспособит. В последнем дядя был уверен. Он знал, что, кроме него, правильно жить никто не умеет, тем более семья его старшего братца.

Дядя стал чаще наведываться к брату, но уже на следующий день понял, что родители Ольги ничего не знают о той сумме, которая досталась их доченьке, стало быть, наглая племянница не собирается делиться с родными! Это еще больше уверило его в том, что деньги такой жадине ни к чему.

Он незаметно обыскивал, ощупывал и оглядывал в квартире старшего брата все уголки, воспользовавшись тем, что в ней начался ремонт. Набившись в помощники, сказочно удивив этим брата и его жену, Павел неожиданно понял, где хранятся деньги – в приемнике. К нему даже иконки прислонены. Но племянница, видно, что-то почуяла и однажды отчитала его, что он сует нос не в свое дело. Ремонту он больше мешал, чем помогал. Понятно, что после этого путь в квартиру старшего брата был закрыт.

Неожиданно дядя узнает, что племянница получила премию за какую-то свою книжку. Услыхав новость, он в ярости расколотил вазу, хорошо, что матери не было дома. Известие это вообще выбивает его из колеи. Столько денег – и не ему! Павел едет к старшему брату, сам не зная зачем, и от брата (жены не было дома) узнает: во-первых, семья брата не знает, что дочь стала знаменитой, так как у них нет телевизора; и во-вторых, племянница, которая обычно безвылазно сидит дома, уехала на дачу со своим дружком в район Поливановки. У Павлика от радости едет крыша. Он отправляется на дачу, говоря брату, что привезет дочь домой, сообщив ей хорошую новость. В голове Павлика брезжит смутная идея помириться с родней, взять доверенность на получение премии и наконец-то разбогатеть! Те двадцать пять тысяч он считал уже потерянными. Встретив племянницу по дороге, он устанавливает хрупкое перемирие, вернув ей долгожданные книжки, и едет обратно, так как до него неожиданно доходит, что Ольга тоже не в курсе обрушившейся на нее славы и богатства. Проговорившись, что дома никого нет, так как мама уезжает к родственникам, а у отца ответственный спектакль, Ольга сама дает дяде карты в руки. Двадцать пять тысяч вновь обретают яркий свет надежды.

Зная, что никого нет дома (в кои-то веки!), он очертя голову бросается в квартиру, но в эту секунду являюсь я и стучусь в дверь! Причем стучусь так, что ясно – я не уйду, пока мне не откроют. В панике он мажет лицо гримом брата, напяливает халат, приклеивает наспех усы и изображает из себя творческую личность. Чем безумнее – тем лучше, главное, чтобы никто не догадался, что это он, Павлик Заречный.