— Да, мэм, — согласился Уэбб. — Я пропустил завтрак.

— И ленч, — добавила Сахарная Энн, заглядывая в буфет в поисках чего-нибудь съестного.

— У меня есть остатки вчерашнего цыпленка, — сжалилась Мэри, — и немного пудинга с персиками. Садитесь, сейчас я вас покормлю. О'Тул, ты бы лучше отправлялся, если вправду собираешься отвезти одежду, которую мы собрали, в церковь. Да не забудь захватить пирог и коробку бутербродов мистеру Андервуду.

Дональд кивнул и поспешил исполнить указания Мэри, а тем временем Уэбб выдвинул стул для Сахарной Энн.

— Спасибо, — сказала она, садясь. — Ты хорошо спал?

— Как убитый.

Флора громко фыркнула, потом закашлялась. Триста крепко взяла ее за руку.

— Нам придется что-то попросить от простуды у доктора Айкена. А пока давайте вернемся к нашим делам.

Сахарная Энн прикусила губу и сидела, опустив глаза, пока дамы не вышли из столовой.

— Думаю, они слышали, — прошептала она.

— Ничего удивительного. Ты визжала, как молодой поросенок, которого режут.

— Грубиян! — Она шлепнула его салфеткой. — Чрезвычайно невежливо с твоей стороны упоминать об этом. Ты ведь тоже не молчал.

Уэбб усмехнулся, поймал ее руку и поцеловал.

— В следующий раз я постараюсь вести себя потише.

От этой мысли у нее потеплело на душе. Следующий раз! В то утро она ничего не загадывала, зная, что скоро уедет в Новый Орлеан. Уэбб — рейнджер штата Техас, и он не останется в Галвестоне заниматься бизнесом Тристы. Он дал ясно понять, что это просто временное дело. Она должна отправляться своей дорогой, а он — своей, и тогда у них обоих не будет никаких проблем.

Но она вряд ли уедет в Новый Орлеан до понедельника или даже до вторника — все зависит от поезда и наличия свободных мест. До понедельника еще два дня.

Два дня. Или по крайней мере полтора. Зато целых две ночи.

Она расправила салфетку на коленях и улыбнулась.

Позднее в тот же день, когда все занимались своими делами, Сахарная Энн постучала в дверь Тристы.

— Войдите.

Толкнув дверь и обнаружив Тристу в кровати, Сахарная Энн сказала:

— Надеюсь, я не потревожила тебя?

— Нет-нет, детка. Входи. Просто я решила немного отдохнуть: старые кости отказываются выносить длинные ночи с такой легкостью, как прежде. Посиди со мной. — Она похлопала рукой по постели. — Как наш новорожденный?

— Кажется, прекрасно, хотя я мало что смыслю в младенцах. Он почти все время спит и уморительно корчит рожицы. Думаю, из Фиби получится хорошая мать. Что касается миссис Тэрнипсид, она просто сокровище. Оказывается, у нее было три сына. Мужа и двух старших сыновей она потеряла на войне, а младший погиб на грузовом судне четыре года назад. Теперь она осталась одна. Я так рада, что она нянчит младенца. Фиби ее просто обожает.

— Я так и думала. Фиби необходимо материнское руководство.

Теребя выбившуюся из одеяла нитку, Сахарная Энн изложила то, за чем пришла.

— Я не решалась уехать, пока ты не поправишься, но, думаю, теперь ты хорошо себя чувствуешь, и…

— Ты по-прежнему хочешь найти Эдварда Херндона?

— Да.

— Есть ли какая-то возможность… могу ли я тебя отговорить? Я буду просто счастлива нанять армию превосходных адвокатов и детективов, чтобы разобраться во всем этом безобразии; тогда тебе не придется больше встречаться с этим жуликом…

Сахарная Энн благодарно поцеловала руку Тристы.

— Я знаю, ты это сделаешь, но, дорогая, я хочу сама разобраться с ним. Я поклялась выследить его и заставить заплатить за все, что он сделал. Мне только нужна твоя помощь, мне нужны деньги на поиск Эдварда, так как это может оказаться дорогим удовольствием.

— Меня не волнуют расходы, только твое счастье и твоя безопасность. Ехать в Новый Орлеан — предел безумия. Я буду беспокоиться все время, пока тебя не будет.

Сахарная Энн улыбнулась:

— Ты забываешь, теперь я стала опытным стрелком. Ничего со мной не случится.

Триста вздохнула:

— Ах эта безоглядная уверенность молодости! Значит, я никак не смогу тебя отговорить?

Сахарная Энн покачала головой:

— Это очень важно для меня, для моего чувства собственного достоинства. Я должна сделать это.

— Что ж, будь по-твоему! Я дам тебе денег столько, сколько надо для твоего предприятия, если ты мне пообещаешь одну вещь.

Сахарная Энн кивнула:

— Конечно. И что же это?

— Обещай мне, что ты все расскажешь капитану и позволишь ему сопровождать тебя в Новый Орлеан.

— О, дорогая, я не могу! Он…

— Ты обещала, — спокойно напомнила Триста.

Сахарная Энн грустно вздохнула. Все усложнялось невероятно — она ведь до сих пор лгала ему. Мало того, что ее муж жив, но он еще и самый обычный вор! Как рассказать это все Уэббу?

— Капитан Маккуиллан — хороший человек, Сахарная Энн; я знала на своем веку достаточно мужчин, чтобы отделить зерна от плевел. Я бы вручила ему свою судьбу не раздумывая.

— Ты вручала свое благосостояние Ричарду Фицуоррену, между прочим. Я не способна доверять мужчинам с такой легкостью.

— Но я никогда и не доверяла Ричарду Фицуоррену. Огастус Кинкейд всегда вел мои дела, но он решил уйти на покой, а Фицуоррен купил его практику. Мне никогда не нравился этот змееныш. Я собиралась забрать у него свои бумаги и передать в другое место, о чем сама ему сказала. Именно поэтому он пробрался в дом и ударил меня по голове. Он хотел заполучить все! Но Уэбб Маккуиллан — другая порода, я доверила бы ему управлять не только своим состоянием, но и своей жизнью. Расскажи ему все, разреши поехать с тобой и положись на его силу.

— Хорошо, я подумаю.

Сахарная Энн размышляла целый час. Она даже вышла погулять и дошла до края разрушенной части города, но тут ей пришлось остановиться.

Как ужасно — огонь все опустошил. Люди бродили по развалинам, пытаясь спасти хотя бы частицу своей прошлой жизни. Одна женщина плакала, найдя фарфоровую голову любимой куклы своего ребенка, валявшуюся среди обугленных остатков дома. Туловище куклы сгорело в огне, но голова с накрашенным личиком осталась. Муж обнимал ее, а женщина безутешно рыдала.

Сахарная Энн невольно вздохнула. А ее кто-нибудь так обнимал хоть когда-нибудь? Уэбб? Но стал бы он обнимать ее и успокаивать в горестные минуты жизни?

Ее воображение внезапно разыгралось. Да, она могла представить себе, как его сильные руки обнимают ее, защищая и утешая. Но с этим видением пришло и сладостно-горькое осознание: между ним стоит так много всего несказанного, нерешенного.