– Вообще-то ты должен был его выплюнуть, – сказала Кейти.

Я поднял стакан. Вино было по-настоящему хорошим.

– Я не большой знаток вина, но я не готов выплюнуть это.

Йен гулко рассмеялся, одобряя мой комментарий. Он свободно говорил о вине и процессе его производства. Он употреблял такие слова, как «плотность», «липнет к щекам», «мышечная структура», «высший пилотаж». Из того, что он говорил, я не понимал ни слова, но за пять секунд он убедил меня в том, что знает о вине куда больше, чем я. Йен налил второй стакан, потом третий, четвертый и, наконец, пятый. Он гордо улыбался, держа бутылку в луче солнечного света.

– Две тысячи пятый год. Лучший наш год. Девяносто девять из ста. – Он разлил вино по стаканам. – Оно плотное во рту. Можно почувствовать целый букет вкусов.

Я ничего не знал о плотности или букете вкусов, для меня это было просто хорошее, вкусное вино. Я кивнул. Из глубины сарая раздался молодой мужской голос, что-то крикнувший по-французски. Австралиец поставил стакан.

– Рад был с тобой познакомиться, приятель. Если я что-то могу…

Он пожал мне руку и вернулся в амбар.

– Что ты ему сказала?

– Ты о том, почему ты здесь оказался?

– Да.

– Я сказала Йену, что ты закупаешь вино для одного из дистрибьюторов в Штатах.

Могу представить, насколько неубедительным я был. Но если Йен и решил, что я имею к Изабелле другое отношение, то вида он не подал.

Кейти смотрела на меня несколько долгих секунд, что-то обдумывая, оценивая меня, потом сунула блокнот под мышку.

– Идем, я хочу тебе кое-что показать.

Она повезла меня обратно в замок, но по другой дороге. Мы спустились по холму и оказались возле другого строения, похожего на амбар или гараж, с несколькими дверями в скале под замком.

Кейти вышла из автомобильчика и махнула рукой в сторону железных дверей, которые вели в некоторое подобие пещеры, вырубленной в скале.

– Более тысячи лет назад люди, жившие по берегам Луары – их называли троглодитами, – пришли сюда и вырубили – иного слова и не подберешь – «дома» в скалистой породе. Со временем эти пещеры стали больше. – Она открыла первую дверь и щелкнула несколькими выключателями на стене. Зажегся свет, и выяснилось, что пещера уходит глубоко в гору. Въезд был достаточно велик даже для трактора. Мы пошли по главной пещере, вдоль которой с обеих сторон расположились пещеры меньшего размера. Кейти сняла со стены фонарь, где он находился в гнезде аккумулятора, и осветила пещеры поменьше. В каждой находились бутылки вина, на этикетках был указан год. Чем дальше мы проходили в пещеру, тем старше становилось вино. Наконец, примерно метрах в трехстах от входа, она провела меня по ступенькам, вырубленным в скале и ведущим вниз. Там Кейти снова защелкала выключателями. Свет оказался желтым и тусклым. В самом низу она открыла кованую решетку и распахнула ее. Решетка скрипнула. Снова щелчок выключателем. Эта пещера была совсем маленькой. Низкий потолок. Мне едва хватало места, чтобы не упираться в него головой. Кейти указала фонарем на отверстие в потолке. Там вниз головой спали две летучие мыши. Она прижала палец к губам, повернула налево и подошла к железной двери. Как и в предыдущих пещерах, в этой на специальных стеллажах до самого потолка лежали бутылки с вином.

– Температура круглый год остается постоянной, пятьдесят два градуса по Фаренгейту. Идеально для вина. – Она открыла железную дверь побольше, распахнула ее, снова щелкнула выключателем, и мы вошли внутрь. – Это комната моего отца, где он хранил свои запасы. – В комнате было не меньше тысячи бутылок с вином. Кейти указала на бутылку с надписью «1977. Изабелла». – Он разлил его в тот год, когда я родилась, и отложил до моей свадьбы. – Потом на датах снова замелькали двадцатые годы. – Некоторое вино испортилось, – продолжала Кейти, пожав плечами, – какое-то нет.

Она посмотрела на меня.

– Мой отец был главным садовником. В конце концов он все-таки завоевал доверие графини после смерти ее мужа, и она доверила ему еще и виноградники. – Взгляд в сторону. Потом снова взгляд на меня. В меня. – Он был тем, кого графине нравилось называть «фиолетовый палец, эксцентричный гений виноделия». Моя мать убирала в доме, стирала белье и ушла, когда мне не было еще и года. Я ее совсем не помню. Я… – Она пробежалась пальцами по пыльным бутылкам. – Я была уродливым ребенком в очках и с падающими на лицо волосами. Папе был не по карману детский сад, поэтому я бегала в город, на рынок, в пекарню, мыла полы и старалась быть одновременно полезной и невидимой.

Кейти посмотрела по сторонам.

– К тому времени, когда умерла графиня… – она пожала плечами, – прошло уже почти десять лет, как я уехала из дома, и я успела заработать кое-какие деньги. Я была здесь вроде как в отпуске. Увидела табличку на парадных воротах о том, что замок выставлен на аукцион. Он был в ужасном состоянии, нуждался в ремонте. Графиня была вдовой, семьи у нее не было, и год из года она продавала то одну часть поместья, то другую, потому что нуждалась в деньгах. Шатофор был всего лишь тенью себя прошлого. В тот же день я пошла в банк и купила его. Когда у меня стало больше денег, я купила еще. Вернула поместье в то состояние, в котором его знал мой отец. – Она огляделась по сторонам. – Я думаю, что он был бы доволен.

Подземелье представляло собой лабиринт погребов с бо́льшим количеством вина, чем я видел за всю свою жизнь.

– Когда я купила замок, здесь уже была примерно четверть вина. И бо́льшую часть занимали вина моего отца.

– Тебе пришлось немало потрудиться.

– Это Йен работал, не я. – Веселая улыбка. – Я только подписывала чеки. – Кейти сунула руку в карман. – Кстати, о чеках… – Она протянула мне пачку евро. – Это на тот случай, если ты заблудишься.

– Спасибо.

Кейти фыркнула:

– Считай это платой за оказанные услуги.

Я рассмеялся и убрал деньги в карман.

Из погребов мы вышли ближе к вечеру. Солнце садилось. В воздухе повисла прохлада. Кейти повернулась ко мне, указывая на замок:

– Как ты думаешь, ты сумеешь найти дорогу назад?

Я кивнул, она отвернулась, кажется, хотела что-то сказать, но не сказала. Потом бросила через плечо:

– Мне нужно кое-что сделать. Сможешь несколько часов занять себя сам?

– Конечно.

– Я ненадолго. Ты не будешь против, если я приготовлю для тебя ужин? Скажем, в восемь часов?

– Я могу помочь?

Еще одна веселая улыбка.

– Нет, но ты сможешь наблюдать. – Кейти сделала широкий жест рукой. – Это Франция. Еда – это впечатления.

Она уже было ушла, но вернулась.

– Если будешь хорошо себя вести, я разрешу тебе откупорить бутылочку вина. И если ты не станешь свысока относиться к моей стряпне, я действительно разрешу тебе зайти в кухню. Поверь, это серьезно.