И не решит ли, что раз Император ему доверяет, то теперь можно ударить ему в спину.

— К слову о доверии, — Лили вытащила из кармана свернутый листок бумаги и протянула мне. — Тот человек положил мне это в карман, пока ты отвлекал директора.

Я развернул листок и прочитал всего три буквы.

— СГП.

— Что это? — нахмурилась девушка. Я пожал плечами и убрал записку в карман.

— Так что ты там увидела, Лили? Те детали в ящике, никакие это не заготовки. От них фонит альвой даже сквозь стенки, да и в печах явно было что-то необычное. Есть идеи?

— Ядра монстров, — девушка помрачнела. — Такие же, как то, что внутри тебя, человек. Ты знаешь, зачем его поместили в тебя?

— Чтобы усилить мою магию и запас альвы. Это катализатор… — я осекся. — Чёрт. Лили, те дети, — из них хотели сделать эйнхериев и валькирий. Ты ведь видела это раньше, да? В тех трубках и деталях — измельченные альва-ядра, так?

Она кивнула.

— Ты ведь тоже видел их раньше?

Я усмехнулся в ответ. Заметила, значит.

— Видел, когда мне делали операцию по вживлению ядра. По этим трубкам подавался раствор альвитина, чтобы стабилизировать тело. Но если они делают оборудование для посвящения эйнхериев и валькирий, то почему скрывают? Империя строго контролирует производство, кто попало не может делать такое…

Я осёкся. Верно, контролирует! А если кто-то делает их нелегально? Кому это нужно? Орлову, который так хочет выкупить мой завод?

Но Лили прервала мой разыгравшийся поток мыслей.

— Эти трубки не для аль-как-его там, человек. По ним в тело подаётся кровь альва-зверя. Без этого она просто вспыхнет в теле жертвы.

— Что ты… говоришь? — я не поверил ушам. — Зачем кому-то переливать человеку кровь монстра?

— Чтобы сделать его кем-то, похожим на монстра, — её глаза зловеще сверкнули. — Но более сильным и свирепым. Я ничего не знаю про этих твоих валькирий, но точно знаю, что те трубки и устройства нужны для этого.

Девушка села на край роскошной ванной и усмехнулась.

— Надо же, за сотни лет люди не придумали ничего лучше, чем накачивать детей кровью монстров, а потом использовать их против этих же самых монстров.

Я едва сдерживался, чтобы не засыпать её вопросами. Ну нет, пусть лучше сама говорит, пока хочет. Она уже давала понять, что эта тема для неё запретная.

— Это же так просто, — хмыкнула Лили. — Собрать сирот, за которых некому заступиться, промыть им мозги и бросить в руки обезумевших учёных. Они ведь не проходили через это… не валялись три недели в тёмном, провонявшем плесенью и мочой подвале с иглами в теле, не сходили с ума от боли, когда альва разъедает тебя изнутри. Не слышали, как кричат и плачут дети, готовые рвать на себе кожу, лишь бы это прекратилось… Это не монстры — злейший враг людей. А сами люди.

В её голосе зазвенела ярость, глаза налились тусклым сиянием. Мои стигмы начали жечь кожу. Я почувствовал, как альва перетекает к Лили, окружая её тело, и тает в воздухе. А девушка со скрипом стиснула край ванны.

— Им плевать, что из полусотни на свет потом выберутся лишь четверо детей, седых от ужаса и отощавших. И плевать, когда этих самых детей, с полусотней других таких же, как они, выживших, отправили убивать друг друга, чтобы победители могли пожрать выращенные в них ядра. «Ради короля, всё — ради короля!» Король даже не знал их имён! Где был король, когда монстры пожирали целые города? Все эти благородные и могущественные ублюдки прятались за спинами тех детей! Прятались, чтобы потом!..

Она уставилась на меня, замерев на полуслове. По её бледному лицу текли капельки пота.

— Довольно, человек. Выметайся. Я хочу побыть одна.

— Лили, сколько тебе лет? — осторожно спросил я. — Сколько вообще живут кодексы?

Девушка взвилась на ноги, но едва открыла рот, как из кармана раздалась весёлая трель альвафона.

— Уходи, — бросила Лили и, безразлично отвернувшись, включила воду в душе и начала раздеваться. Я посмотрел на экран — незнакомый номер, — и вышел к спальню.

— Да?

— Ярослав? — в трубке раздался голос, от которого сердце забилось быстрее.

— Аня? — я сам не заметил, как заулыбался. — Откуда ты узнала мой номер?

Девушка тихо хихикнула.

— Это было несложно. Вы, Ярослав Андреевич, становитесь весьма популярным в Империи.

С разгорающимся в груди ощущением тепла я вышел на балкон.

— Того и гляди, скоро начнут звонить мои фанатки, — пошутил я. — Прости, в прошлый раз нас довольно грубо прервали. Ты в порядке?

— Если ты про возмущения моего «надсмотрщика», то всё в порядке. Я поговорила с отцом, проблем не будет. А вообще, я хотела поговорить… кхм, — Анна осеклась, её голос стал тише. — Скажи, ты сейчас один?

— Угу, — я обернулся в комнату, из-за закрытой двери в ванную слышался шум воды. Лили там надолго.

— Честно говоря, я хотела спросить тебя кое о чём личном.

К щекам прилила кровь, а из живота вверх поднялась приятная волна тепла. В голове один за другим замелькали варианты разговора, от которых сердце заколотилось. О чем же? Что делать в первую брачную ночь? Есть ли у меня девушка? Что?

— Слушаю, — выдохнул я.

— Мне снится… — послышался её тихий голос.

— Что?

— Снятся мои погибшие товарищи. Не могу выгнать это из головы, каждую ночь вижу их лица.

Я невольно выдохнул. Ну конечно, госпожа Аракчеева не может быть такой легкомысленной, чтобы повестись на случайно встреченного в госпитале парня. А я и забыл, что Аня — не только неприлично хорошенькая девушка, но и штурмовик имперской армии с внушительным боевым опытом.

— Сколько бы реабилитаций не проходило, сколько бы ни пыталась забыть, закрываю глаза — и снова вижу их. Как мы смеёмся вместе, ужинаем, тренируемся… Слава, ты ведь тоже терял друзей. Как после этого жить? Скажи, что мне делать?

— Ань, — я заговорил негромко и вкрадчиво. — Я понимаю, как тебе больно. Когда всё, что окружает, так или иначе напоминает о них. Когда каждый раз, выходя на связь, боишься снова услышать их крики в эфире. Садишься туда, где сидели они, ходишь той же дорогой.

В трубке шмыгнули носом.

— Я знаю, что слова мало чем помогут, и у каждого — своя боль и свой способ её пережить. Знаешь, что помогло мне?

— Что?..

Её голос снова вызвал улыбку. Она будто сидела передо мной и с надеждой смотрела своими прекрасными большими глазами. Казалось, я даже ощущал аромат её духов и тепло узеньких ладоней.

— Я пришёл на их могилы. И попросил прощения у всех. Я знаю,