Аркадий обнимает её, прижимает к себе.

— Ну, успокойся, пожалуйста! — просит он.

— Надо бежать отсюда… скорее… прошу, — говорит она уже не так уверенно.

На другой день сквозь закрытые двери бухгалтерии прорвался крик:

— О своей фирме пекись, а не о посторонних людях!

Чей это голос? На Митяя не похож. А Игорь сроду не кричал.

Она вскочила, подошла к двери, прислушалась, но голоса упали до шёпота, и она не смогла понять больше ни слова. Одно ясно: переписать документ компаньоны отказались.

Остаток дня прошёл тихо — обедали они с Ирой вдвоём. И никак не могла Юля избавиться от неловкости и неуютности внутри.

Мама вышла на работу в школу. Ей дали двенадцать часов в неделю. Денег почти ничего, копейки, но мама убедила директора создать биологический кружок и проводила в школе много больше двенадцати часов. Дома появились ростки растений, горшочки с рассадой.

Бажен прижился в фирме, от него не таятся, с ним советуются. Он так же, как Игорь, немногословен. Голая информация, без эмоций. Фирма предоставила Бажену машину, и он — единственный, кто мотается из страны в страну. Он освободил фирму от перекупщиков в целом регионе, за два месяца привёл в фирму много новых областей. Вымуштрованный отцом, Бажен знает, где, что и как взять: в глухих сёлах скупает недорогие продукты, на фабриках районных городов — недорогие изделия. Фирма сбывает их в Москве много дороже.

По счастливой случайности поселились Бажен и мама в соседнем доме в недорогой квартире и по субботам или воскресеньям приходят обедать. Мама забегает и в будни.

Город забыл о снеге, втянулся в обычную суету. Суета эта заслонила всё случившееся в тот день, и люди снова подпали под власть будней.

И на фирме, как и до снегопада, — будни.

День тянется безразмерный, спина ноет, глаза слезятся, руки и ноги сводит — сидеть на одном месте до вечера нет мОчи. Вместе с тем как-то так получается, что день сливается с днём, и жизнь летит стремительно.

После той вспышки недоверия к Митяю и нехороших предчувствий она как можно плотнее закрывает дверь в свой кабинет: лишь бы ничего не слышать. Бумаги старается набивать машинально, не вчитываясь в них и не включая эмоций. Ничего не знать. Ничего не понимать. Главное для неё — дождаться, когда будет выплачен долг Генри. И сразу, только это случится, всей семьёй переехать как можно дальше от этой фирмы! С Ирой никогда не говорит о Митяе. Мало ли других тем для болтовни… Мужчин где-то носит до трёх-четырёх, до обеда. За обедом они обсуждают удачу или неудачу очередной сделки. Бажен, если в Москве, тоже тут. Юля пьёт со всеми чай. К чаю теперь всегда домашние Иринины вкусности: то эклеры, то бисквит, то пирожки с яблочным повидлом.

Ирина не присядет, когда кормит мужчин. Лишний раз подогреет, добавку подложит, сласти разделит, чтобы, не дай бог, никого не обделить — всем поровну, кипятку, заварки душистой подольёт. Она течёт патокой. Митяй на неё не смотрит, но по тому, как он, чмокая и чавкая, уплетает её еду, по тому, как сыто рыгает, ясно: он доволен Ириной и своими делами.

И внешне Ира сильно изменилась: перестала подводить синим веки и под веками, перестала мазать ярко-красным губы. Из-под краски вылезло детское выражение лица — любопытная мордочка: всё интересно, всё важно.

Митяй выиграл их спор — Ирина стала с ним спать.

Почему же он не идёт хвастать? Почему не афиширует их отношений?

Вообще Митяй стал совсем другой. Улыбается много, старается услужить Аркадию. Болтлив по-прежнему, но его болтовня теперь — лишь о планах на будущее.

Аркадий очень удивился, когда и Митяй, и Игорь отказались переделать документы Генри. Но они так внимательны и предупредительны теперь к Аркадию, так много сил тратят на становление завода, что он смирился.

— Понимаешь, Юленька, они — бизнесмены, а я — любитель, — сказал ей Аркадий после разговора с ними. — Они объяснили мне: именно так и составляются бумаги. Никто не хочет зла Генри, и, конечно, мы начнём выплачивать наш долг, как только завод запустится. Не волнуйся.

— Вот видишь, ты сам говоришь, что любитель, а любителю в бизнесе делать нечего. Скорее бы мы уехали отсюда как можно дальше. Выберем себе нормальные профессии и начнём жить.

— Что ты так волнуешься? Твоё слово для меня — главное. Уедем сразу же, как только отдадим долг Генри. Обещаю тебе.

К ней теперь часто заходит Игорь.

Странные ощущения вызывает теперь он: неловкости, стеснённости, замешательства.

Кто кричал тогда: Митяй или Игорь? Кто не захотел переделать документ?

Это теперь не важно. Она знает: Игорь согласен с Митяем.

Похоже, Игорь хочет что-то сказать ей.

Любопытства нет, ей неинтересно знать, что он хочет сказать. Почему же однажды она спрашивает:

— Ты что-то хочешь сказать? Я могу помочь тебе?

Словно кто провёл скребком по его лицу — оно съехало в одну сторону, к правому уху. Даже подбородок, казалось, подскочил к уху. Где уверенный в себе дипломат, с чуть язвительной улыбкой?

— Что с тобой? — воскликнула Юля. В одно мгновение испарились все негативные ощущения. Она обошла стол и прижала смазанное Игорево лицо к себе. Плечи Игоря, спина — каменные. Юля принялась растирать их, как её растирала Ася. — Успокойся, пожалуйста. Пожалуйста, — лепетала она.

— Я ничего… — Игорь отстранил её, пошёл к двери.

Но она встала на пути.

— Говори, — приказала. — Всё говори. И чем могу помочь?

— Мне тридцать два. Я не могу больше быть один. Уговори её полюбить меня. Ну чего ты так испугалась? Сама заставила сказать.

— Кого «её»? Как я могу кого-то уговорить?

— Меня с детства звали дипломатом. Я мог добиться всего, что угодно. — Голос не обычный, холодный, равнодушный, он рвётся от страсти и боли. — Она считает меня дураком и уродом.

— Кто «она»? Твоя бывшая жена?

— При чём тут моя бывшая жена? Я никогда не любил жену. Я женился назло ей. Чтобы она стала мучиться.

— Мучилась?

— Не знаю. Кажется, даже не заметила.

— Как же можно уговорить, если она совсем равнодушна?

— Не знаю. На тебя вся надежда. Прошу тебя, поговори с ней.

— Кто она? — повторила Юля. — Как я могу познакомиться с ней?

— Зовут Лена. Врач. Одинока. Любит другого. Он не любит её.

— Что же я могу сделать, чтобы она полюбила тебя? Ты — однолюб, она — однолюб. Ты не хочешь другую, она не хочет другого. Что тут скажешь…

— Придумай. Выстави живот. Один аргумент за меня: она хочет ребёнка.