Она вышла на площадь. Не стоило утешать себя этими сказками о семье. Надежда — непостоянный друг. Человека, который питает надежду, можно сравнить с тем, кто съел слишком много сладкого. Сначала ему будет очень хорошо, но потом, когда прилив энергии схлынет, он будет чувствовать себя уставшим и разбитым.

Прошло семь лет. Нужно наконец признать, что для своих родных она больше не существует. Сестры наверняка забыли ее. Отец полностью исключил ее из их жизни. Для всех она стала не больше чем воспоминанием, слабеющим с каждым днем. То, что она снова не получила от семьи никаких вестей, не должно было стать для нее ударом.

Но сегодня ей показалось, что это именно тяжелый удар.

Джессика разорвала конверт от Уэстона и вытащила половинку листа бумаги.

Джесс. Поторопись. Лефевр собирается объявить о своем выходе в отставку в конце следующей недели. Я хочу, чтобы ты опозорила этого самодовольного лицемерного осла немедленно. Мне не будет никакого толку оттого, что ты его совратишь, если я не смогу получить должность в комиссии.

Она посмотрела на дату внизу и подсчитала. Время на дорогу до Лондона, время, которое потребуется для публикации… Если вычесть все это, у нее оставалось три дня. Всего три дня рядом с Марком до того, как она разрушит его жизнь.

— Ну-ну, — раздался знакомый голос у нее за спиной.

Джессика резко обернулась, машинально скомкав письмо в руке.

— Сэр Марк, — выдохнула она. Ее сердце забилось так громко, что, казалось, все вокруг могут услышать его стук.

— Марк, — поправил он.

— Прошу прощения?

— Просто Марк, — серьезно, без улыбки, произнес он. — Для вас.

Солнце вдруг стало чересчур ярким. На площади не было ни души, но прямо перед ними находилось окно таверны. За ними мог наблюдать кто угодно.

Я хочу, чтобы ты опозорила этого самодовольного лицемерного осла немедленно.

— Как вы чувствуете себя сегодня? — поинтересовался он.

Она могла уничтожить его. Она должна была сделать это. А он только что попросил называть его просто по имени, отбросив все условности, а потом участливо спросил, как она себя чувствует.

Джессике вдруг захотелось завизжать, толкнуть его в грудь и крикнуть ему, что он идиот. Она собиралась уничтожить его! Что еще ей оставалось делать?

— Джессика? — тихо позвал он. Они находились в общественном месте, где их мог видеть каждый. — Я могу называть вас Джессика, не так ли?

— Не надо, — выдавила она.

— Не надо? Что именно? Не надо так открыто признавать то, что я ощущаю некую близость к вам? Но вы знаете, что я не могу этого отрицать. Или может быть, мне не надо хотеть большего? Я пытался. У меня ничего не получилось.

— Сэр Марк, возможно, вчера вечером я выразилась недостаточно ясно. Я была близка со многими мужчинами, ни один из которых не был моим мужем. Не доверяйте мне.

Как и прошлой ночью, выражение его лица совершенно не изменилось.

— Возможно, — заметил он. — Но тем не менее в вас есть определенного рода чистота. Честность.

Это было сильнее, чем удар под дых. Письмо Уэстона, которое Джессика все еще сжимала в кулаке, жгло ей руку. Она должна была причинить ему боль. Но как это сделать, если от его слов ей хотелось броситься на землю и разрыдаться?

— В вас говорит вожделение, а не проницательность, — выговорила она. — Кажется, вы написали практическое пособие по целомудрию. Так примените же его на практике. Будьте реалистичны. Моя чистота и честность целиком и полностью придуманы вами. Их не существует. Я не могу нравиться вам всерьез.

— Вам бы больше понравилось, если бы я хватал вас руками? Это, по-вашему, лучше, чем чувствовать искреннюю симпатию?

— Да! — почти выкрикнула она. — Да! Это было бы в сто раз легче.

— Перестаньте, Джессика. Одна-единственная ошибка не означает, что вы прокляты навеки и не должны быть счастливы, как все. — Его взгляд смягчился. — И я знаю, что вы все еще оплакиваете свою подругу.

Одна-единственная ошибка? Одна? О, если бы она могла хотя бы сосчитать их. Но она сделала столько ошибок, что теперь горечь наполняла ее до краев и не давала дышать.

— Не нужно меня романтизировать, сэр Марк.

— Вот как? — Он озадаченно покачал головой. — Чего же вы тогда хотите?

Она пристально посмотрела под ноги, словно ответ на этот вопрос был написан на земле. Он терпеливо ждал.

Джессика наконец подняла голову и взглянула ему прямо в глаза.

— Я хочу снова почувствовать себя живой, — сказала она. Ее голос был необычайно спокойным, она делала все, чтобы он звучал невозмутимо и бесстрастно, но это было похоже на спокойствие моря между двумя ударами волн. Очередная волна уже подкатила совсем близко и готова была накрыть ее с головой. — Я хочу, чтобы мне больше никогда в жизни не пришлось лгать. — Она резко замолчала и покачала головой. — Сэр Марк. Марк. Пожалуйста, не заставляйте меня это делать.

Она совершала ошибки, и не раз. Но он был прав. Даже живя во грехе, Джессика старалась сохранить в себе остатки честности. Большую часть своих моральных принципов ей пришлось продать, чтобы выжить. Но честность… это был первый раз, когда жизнь вынуждала ее совершить столь подлый и безнравственный поступок. Если Марк поддастся, она потеряет все. Последние крупицы самоуважения.

Марк не мог понять, о чем она его просит, а Джессика, конечно, не могла ничего объяснить; инстинкт самосохранения запрещал ей это сделать. Но в эту секунду она искренне желала, чтобы Марк возненавидел ее. Чтобы он сумел противостоять ей, не дал ей разрушить свою жизнь.

— Знаете… — медленно произнес он. — Я совсем не хочу вас романтизировать.

— А что вы хотите?

Он скользнул по ней взглядом, и Джессика вдруг вспомнила, почти почувствовала, где он касался ее вчера. И еще острее она чувствовала те места, где он не успел ее коснуться, — живот, бедра, спину…

— Вы имеете в виду сейчас? — небрежно спросил он. Его равнодушный тон полностью противоречил полыхавшему в глазах пламени. — Сейчас я был бы полностью доволен, если бы вы называли меня Марк. И еще я хотел спросить, знаете ли вы о речи, которую я буду произносить сегодня. Я согласился выступить перед ОМД.

— Речь о целомудрии.

Он кивнул:

— Мне кажется, что я вполне заслужил медаль за воздержание. Принимая в расчет последние несколько дней. Знаете что? Позвольте мне проводить вас домой после. Возможно… вам будет приятна моя компания.

Она в самом деле его предупреждала. Пыталась предостеречь. Что ж… если он сам идет навстречу своей гибели, летит, словно мотылек на огонь, разве может она сказать «нет»? Должно быть, сама судьба назначила ей погубить сэра Марка, соблазнить его, как Гвиневра соблазнила сэра Ланселота.