Я не говорил Пучку, что у Тиббса кличка — Кот, а коты, как известно, не стайные животные. Но я не стал сбивать его с этой верной, не лишенной оснований позиции.

— Нет, так нельзя.

— Только так и можно! Так как раз всегда и бывает! — воскликнул Пучок. — Тиббс получит самку, которая ценит себя необыкновенно высоко, да и вы не останетесь в накладе — ваша будет несравненно дороже, потому что добрая, красивая, да еще и раздает печенье.

— Значит, все опять переводится на еду?

Я, кстати, заметил, как переменилось отношение Пучка к Линдси, когда она не оставила ему кончик вафельного рожка от мороженого, которое мы ели на пляже.

Пес прижал уши к голове. Это не всегда является выражением раскаяния, просто он почувствовал, что его в чем-то обвинили. Примерно то же самое ощущение испытывают люди, когда на негнущихся ногах проходят через таможенный терминал. Пусть даже тебе нечего декларировать и по большому счету ты ни в чем перед ними не виноват, но оттуда, из-за стекла, на тебя смотрят как на потенциального контрабандиста, сумка которого набита оружием, наркотиками и иными непотребствами. Так что идешь так, словно готов к тому, что через минуту тебе скрутят руки за спиной.

— Я только хотел узнать, каково ваше мнение по этому поводу, вот и все, — сказал пес. — Не думаю, что она стопроцентно за меня, ваша Линдси.

— А почему она должна быть стопроцентно за тебя?

— Ну, я же… Но, если я… Если вы… Да! — наконец вырвалось у него.

— Ладно, я тоже не уверен, что она стопроцентно за меня, — признал я, — если это может послужить тебе утешением.

Пес принял обиженный вид, словно недостаток энтузиазма со стороны Линдси по отношению ко мне уже наносил ему оскорбление.

— Пойми, мы с Линдси вместе уже очень долго, а отношения между людьми не могут все время оставаться такими же яркими, как в начале.

Постепенно спускаешься на какой-то функциональный уровень любви.

У Пучка отвисла челюсть, слегка подрагивая.

— И то же самое произойдет между нами? — вымолвил он. — Между мной и тобой? Я и не представлял, что мир столь жесток.

Я похлопал по покрывалу кровати, приглашая его сесть рядом.

— О! Особые привилегии! — воскликнул пес, тут же забыв, о чем только что говорил, и, запрыгивая на постель. Он с гордым видом примостился сбоку и приосанился, словно позируя, чтобы его профиль вычеканили на монетах.

Но я не мог так просто забыть его слова.

— Нет, что ты, с нами такого никогда не случится, — сказал я.

Пес тут же ухватил нить беседы. Оказывается, тоже не забыл, о чем только что шла речь.

— Но почему?

— Потому что у нас совсем другие отношения. — Я обнял его за шею. — У нас совсем другая любовь.

— Я тоже так думаю, — вздохнул Пучок, тоже прильнув ко мне.

Спустя несколько секунд он сладко задремал, как умеют это делать одни собаки, тихонько полаивая сквозь уголки рта. Там, по ту сторону сновидений, они проживают иную жизнь, возможно, более похожую на настоящую, чем наша реальность похожа на человеческие сны. Наверное, там он облаивал какой-нибудь порожденный сновидением призрак белки.

Должен сказать, что собаки сами по себе — лучшее снотворное. Их в этом не заменят ни таблетки, ни ароматические свечи вместе с ионизаторами воздуха. Такое ощущение, что усталость, которая наваливается на собаку после дня непрерывной беготни, настолько велика, что не может вместиться в пределах собачьего тела и распространяется вокруг, создавая легкую ауру лени и дремоты. Само время замедляется, подстраиваясь под ритм дыхания собаки, и становится таким же вялым, расслабленным.

Порой щеки Пучка раздувались, затем следовал глубокий выдох, сквозь который можно было расслышать сонное бормотание: «Вот это другое дело, вот оно, чего я недополучил», при этом пес перебирал лапами, мчась куда-то в воображаемом галопе.

Затем он как будто задержал на секунду дыхание, словно ныряя в какой-то еще более глубокий транс.

— Не оставляй меня здесь, — попросил он. — Это, наверное, я виноват, что ты уходишь. О, что же я наделал?

Я положил ему руку на лоб.

— Не зри сих страшных снов сегодня, Пучок, — сказал я, и он затих.

Теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что я ожидал от них большей прыти. Я предполагал, что они начнут действовать гораздо быстрее.

Миновал месяц со дня моей последней встречи с Тиббсом, прежде чем он нанес первый удар. До этого на чартерстаунском фронте царило относительное затишье. Был ранний август, и крупный покупатель отсиживался в поместьях на юге Франции и прочих излюбленных местах отдыха буржуазии. Так что не было смысла метаться в поисках перспективных клиентов, производить оценку имущества и так далее. Тем более у меня, по моим предположениям, еще оставалась для этого уйма времени.

Начать кампанию я решил в конце сентября. Англичане, включая самых инициативных и предприимчивых, не осознают, что лето кончилось, и они уже вернулись к работе, раньше начала октября, когда, заглядывая в зеркало, обнаруживают, что загар уже начинает выцветать. Эта небольшая отсрочка нам не повредит, решил я.

В это время меня преследовала фантастическая удача. Благодаря деньгам, выигранным в покер, я уже начал выкупать заложенную квартиру, так что не терял надежды в скором времени подняться до такого уровня благосостояния, когда смогу вторично сделать предложение Линдси.

Мой успех в игре, мое фантастическое везение явилось следствием того, что я стал играть в более перспективных местах, а также не в последнюю очередь это было связано с переменой тактики игры.

Карточный «талант» Пучка привязал бы к нему любого, но любил я его не за деньги. Думаю, его энтузиазм был самым привлекательным качеством. Трудно было найти в мире вещь, по поводу которой он не проявлял бы неуемного восторга.

— У тебя что-то в сумке! — радостно пыхтел он, стоило мне прийти домой с парой новых «си-ди».

— Вряд ли тебе это понравится, — отвечал я. — «Карпентерс» не в твоем вкусе.

— Все, что в сумке, в моем вкусе, — заявил пес. — Сумка — единственная вещь в мире, в которой можно быть уверенным. — И он принялся обнюхивать новинку.

— Стирка! — орал он, когда я выгребал содержимое корзины для грязного белья. — Как это здорово! Стоит ему там повертеться, и белье начинает пахнуть совсем по-другому. Прямо какая-то магия.

— Тебе же всегда нравились запахи позабористей. Вот уж не думал, что тебе по душе «Персил».

— Мне по душе все интересные запахи, — с воодушевлением заявил Пучок.

— Но машина упрощает запах. Разве не так?

— Но сначала она его крутит! — отвечал пес с непостижимой собачьей логикой.