— Линдс! — окликнул я ее.

Она бросилась мне на шею, на этот раз, даже не осмотрев мой костюм на предмет собачьей шерсти. Видимо, дело было плохо. Это уже серьезно.

— Она в ужасном состоянии, — поведала мне регистраторша.

— Но не в таком, как мои ноги! — заявила какая-то престарелая дамочка, сидевшая в вестибюле и, видимо, ожидавшая, пока Линдси придет в себя.

— Как он выглядел?

Не знаю, для чего я это спрашивал, просто показалось, как нельзя более уместным задать в данной ситуации именно такой вопрос.

— Он должен был остаться на пленке, у нас камеры внутреннего наблюдения, — заявила регистраторша. — Давайте-ка взглянем на него еще разок. — Она проявляла чуть больше рвения, чем было уместно.

Линдси безутешно рыдала на моем плече.

— Думаю, это может ее травмировать, — заметил я.

Линдси вскинула на меня глаза, лицо ее было мокрым от слез.

— Нет, — ответила она, — как раз наоборот — это должно помочь.

— Я принесу чай, и потом мы все вместе посмотрим! — весело воскликнул ее коллега, парень из физиотерапии, с которым мне как-то доводилось пересекаться у них на рождественском коктейле.

— Я присоединюсь к вам через пять минут, только принесу карточку миссис Прентис, — сказала медсестра, появившаяся, чтобы успокоить пожилую пациентку. — Сейчас, миссис Прентис, вас примут. Кто-нибудь знает, как это перематывается?

Уразумев происходящее, миссис Прентис мигом забыла про мозоли.

— Вы заработаете двести пятьдесят фунтов, если пошлете эту видеозапись на телевидение, в «Патрульную часть»! — с жаром произнесла она, резво подбегая к регистратуре.

— В «Дежурную часть», миссис Прентис, — уточнила медсестра.

— А можно посмотреть на преступника? — спросила миссис Прентис.

— Сколько угодно, если это вам поможет, — ответила медсестра, которая, очевидно, не впервые сталкивалась с этой пациенткой.

Наконец нашелся человек, знающий, как перемотать запись, и мы засели в какой-то служебной комнате, и начался просмотр. В кабинете Линдси камеры не было, поэтому все, чем мы располагали, — это изображение мужчины в гардеробе и возле регистратуры.

— Отличный портрет, — заметила девушка из регистратуры. — С этим вы можете смело обращаться в полицию.

Однако я уже знал, что обращение в полицию не стоит в повестке дня.

Вообще-то, со стороны вид у него был вовсе не зловещий. Он был невысок, не широкоплеч, даже тщедушен, однако это был полисмен. Тот самый, с которым я играл в покер у Тиббса. Я узнал его лысый купол, его усы (неужели такие еще носят!) и этот пронзительный взгляд, прожектором скользящий по вестибюлю. Нет, мы не могли обращаться в полицию, потому что полиция сама пришла к нам.

Я положил голову на руки. Вот теперь, похоже, начались настоящие неприятности.

Я покинул поликлинику с чувством, что начинаю разрываться на части. Большая часть меня порывалась разобраться с Тиббсом, сейчас же и немедленно. Сказать ему, что я поставлю в известность журналистов, что мой адвокат получил инструкции и уже спит и видит, как бы засадить его за решетку, если что-то произойдет со мной или близкими мне людьми.

Пес пялился на меня из машины, как любопытный сосед из форточки.

— Вам нанесли оскорбление, сэр, — сказал он, — а значит, и мне.

Чтобы успокоить коллег, Линдси сообщила им, что причиной угроз послужило то, что она «посадила» ему бородавки. Коллеги, со своей стороны, настаивали, что полицию все равно не мешало бы поставить в известность. Но заставить Линдси сделать то, чего она не хотела, нельзя было никакой силой.

Другая часть меня не хотела ни во что ввязываться. Линдси выжала из меня обещание, что я, во всяком случае, должен трезво поразмыслить над предложением Тиббса, что я и сделал.

Очевидно, это был самый верный выход. Конечно, Тиббс не оставит своих попыток склонить меня к авантюре, и, скорее всего, меня вынудят заключить этот контракт.

И еще одно предчувствие было у меня насчет Кота: если я вступлю в его «Бумажное Сообщество», меня начнут использовать. Такие люди привыкли исподволь заставлять других работать на себя, и не было причин полагать, что он станет предупреждать о том, какие у него на меня виды.

И если я находился на территории, не отмеченной на карте, не зная, куда деваться и с чего начать, то Линдси и вовсе парила в космосе. Она пребывала в таком расстройстве, что я был готов на все, лишь бы успокоить ее. Расчет Кота был верен — через близких надавить на меня значительно проще.

Я спросил совета у пса:

— Что нам делать с Котом?

— С каким котом?

— С Тиббсом.

— А он разве кот?

— Это его кличка.

Глаза пса сузились.

— Есть только один способ обращения с котами, — сказал он.

— Какой же?

Пучок не ответил, а только оскалился, показав клыки.

Он был прав, мне следовало доверять своим инстинктам и бороться с Тиббсом. Однако доверять своим инстинктам еще не вошло у меня в привычку.

Вернувшись в офис, я навел справки о компании Кота — «Нью Уорлд Девелопментс». Люси одна сидела за рабочим столом, остальные сотрудники ушли общаться с клиентами. Мне хотелось поговорить с ней, обсудить происходящее, рассказать ей все, но я так и не решился. Хотя, правду сказать, от одного ее присутствия мне стало как-то поспокойнее, примерно то же самое я чувствовал, когда рядом со мной спал пес. Казалось, от Люси исходило какое-то излучение, убеждавшее в том, что с этим миром все в порядке.

Однако я никак не мог согласиться с этим, по крайней мере, сейчас.

Я схватил трубку, готовый сцепиться с Котом, пусть и на безопасной дистанции.

Пес выжидательно посмотрел на меня. Он еще не совсем понял, что за штука телефон и с чем ее едят. Когда мы с ним только встретились, он слепо верил, что человек на другом конце провода как-то умудряется залезть в трубку, проползти по шнуру и примоститься поближе к уху, неведомым образом уменьшившись до таких размеров, которые сделают это возможным. Я объяснил ему, что люди разговаривают и звук передается по проводам. Вроде бы такое объяснение его устроило.

Секретарь ответил, что Тиббса нет на месте, и спросил, не желаю ли я оставить сообщение.

— Скажите ему… Передайте ему, что звонил Дэвид Баркер, — сказал я. — И что…

А что я мог передать через секретаря? В кармане у меня оставался единственный козырь — моя исповедь на листе бумаги формата А4. Это все, чем я мог отмахиваться от них.

— А, мистер Баркер, — любезно отозвался секретарь, — обождите, пожалуйста, минутку, я попробую соединить вас с мистером Тиббсом.