Но самое дикое и непривычное было другое. На меня на меня стали обращать внимание женщины. Бабы. Раньше я был для них пустым местом. Грязный, забитый пацан Петруха в рванье — кто на такого посмотрит? Разве что кухарка какая пожалеет да корку хлеба сунет. А теперь всё изменилось.

Когда я шел по заводскому двору или по улочкам Охтинской слободы, где жили работяги с семьями, я стал ловить на себе девичьи взгляды. Уже не любопытные или насмешливые, как раньше, а какие-то оценивающие, что ли, типа товар разглядывают. Молодые бабы, жены мастеров, которые прежде прошли бы мимо, фыркнув, теперь останавливались, провожали глазами, шушукались за спиной. Девчонки-подростки, которые работали на подсобных работах, хихикали при моем появлении, пялились в пол, краснели.

Сначала я не парился. Ну, судачат про «умельца», который пушки новые делает, и ладно. Но потом стали происходить вещи и постраньше.

Как-то раз послали меня в контору за какой-то бумажкой. Пока ждал в приемной, туда заплывает девица. Не простая работница, сразу видно. Одета богато, по-городскому — платье шелковое, темное. Личико симпатичное, хотя и бледненькое, как у всех питерских барышень. Оказалось — дочка одного из конторских чинуш, не самого мелкого пошиба. Пришла, видать, папашу проведать. Она окинула взглядом приемную, увидела меня у стены, и улыбнулась. Не насмешливо, а как-то с намеком, что ли.

— Вы, никак, тот самый мастер Петр, что машины диковинные строит? — спросила она тоненьким голоском, подходя ближе. — Батюшка про вас рассказывал… Говорит, голова у вас светлая, сам Государь вас приметил…

Я пробормотал что-то невнятное, не ожидал такого внимания со стороны барышни. А она стоит рядом, зыркает на меня своими большими глазами и щебечет про то, как интересны эти машины и не мог ли бы я как-нибудь показать ей свою мастерскую. Я еле дождался, пока ее папаша выйдет, и быстро свалил, чувствуя на спине ее любопытный взгляд.

Другой случай был еще чуднее. Возвращался я как-то поздно вечером с завода к себе в каморку. Шел мимо нескольких добротных домов, где жили купцы, которые снабжали завод всяким барахлом. У калитки одного дома стоит женщина, лет тридцати, а то и больше. Одета просто, но добротно, темный платок, ладная фигура, лицо строгое, но красивое. Вдова, как я потом узнал, купца-подрядчика, который недавно ласты склеил. Муж ее то ли лесом барыжил, то ли пенькой — хрен знает, но дела с заводом имел.

Увидела меня, не отвернулась, как положено приличной бабе, а наоборот, шагнула навстречу.

— Ты, никак, Петр-мастер будешь? — спросила она низким, грудным голосом.

— Я, сударыня, — ответил я, тормознув. — А вам что угодно?

— Да вот, слыхала я про тебя… Говорят, человек ты мастеровой, головастый… А у меня тут… хозяйство после мужа осталось… Порядок навести надо… А без мужской руки сам знаешь, каково… Может, зашел бы как на досуге? Посоветовал чего? Аль помог чем? Я б в долгу не осталась…

Она смотрела на меня без тени смущения, и во взгляде ее было что-то такое, явно обещающее. Я задавил в себе хмык и сообщил о том, что делами заводскими по уши занят, времени свободного нет, вежливо кивнул и поспешил дальше. Но ощущение ее пристального взгляда еще долго жгло спину.

Что это было? Простое любопытство? Желание подмазаться к человеку, который, по слухам, был «на хорошем счету» у начальства? Или что-то другое? Я, Алексей Волков, разведенный инженер из 21 века, который к женскому вниманию особо не привык и в амурных делах был не дока, тут вообще охреневал. А уж в шкуре этого молодого Петрухи я и подавно не знал, как на всё это реагировать.

Одно было ясно, что мой новый статус «умельца» и «человека с головой» делал меня заметной фигурой не только для мастеров и начальства, но и для женского пола. И это внимание могло быть не только приятным (хотя кому я вру?), но и опасным. Дочка чиновника, богатая вдова… За такими всегда тянется шлейф сплетен, интриг, а то и проблем посерьезнее. Мне же сейчас не до амурных приключений было, мне работать надо было спокойно. Надо было довести до ума сверлильный станок, наладить производство надежных замков, может, даже замахнуться на что-то большее… А бабы… бабы могли и подождать. Или нет? Этот вопрос я пока оставлял без ответа.

Я старался держать дистанцию, особенно с дамами «непростыми». На улыбки дочки чиновника Лизаветы Петровны (кажется, так ее звали) отвечал вежливым кивком и тут же сваливал по своим делам. Мимо дома вдовы купчихи Аграфены Ивановны старался ходить другой дорогой, хотя пару раз она меня всё-таки «ловила» у ворот, опять заводила шарманку про «помощь по хозяйству» и пристально пялилась своими глазищами. Я вежливо отмазывался, ссылаясь на государеву службу и дикую занятость.

Но совсем игнорировать женское внимание было невозможно, да и, если честно, не хотелось. Тело-то у меня было молодое, здоровое (спасибо моим тайным тренировкам и тому, что жрать стал лучше), и оно настойчиво напоминало о своих желаниях. После долгих месяцев воздержания и каторжной пахоты иногда так хотелось простого человеческого тепла, ласки, чтоб женщина рядом была…

И случай такой подвернулся, хотя и не совсем там, где я ожидал. На Охтинской слободе, где жили работяги, была своя жизнь — с праздниками, гулянками, посиделками. Как-то раз, под какой-то церковный праздник (я в них не шарил), народ гулял особенно шумно. Вечером у реки костры запалили, заиграла музыка, молодежь хороводы водила, песни орала. Меня туда силком притащил Федька, мой самый бойкий ученик.

— Пойдем, мастер Петр! Чего в каморке киснуть? Народ гуляет, весело! Девки там наши… Глядишь, и тебе какая приглянется!

Я отнекивался — устал, дел по горло. Но Федька был настырный, да и мне самому осточертело сидеть в четырех стенах.

Пошли.

На поляне у реки и правда было людно и шумно. Горели костры, воняло дымом, жареным мясом (кто-то свинью завалил), брагой. Мужики сидели кружками, горланили песни. Бабы трещали о своем. А молодежь — парни и девки — отплясывали что-то дикое под музыку.

Я стоял в сторонке, наблюдал. Ко мне тут же подвалили несколько пацанов-подмастерьев, с которыми я был в нормальных отношениях. Предложили браги. Я отказался — алкашку я с тех пор, как сюда попал, не жаловал, помнил и свой армейский опыт, и пример алкаша Прохора. Но поболтать остался.

И тут я заметил девушку, стоявшую в