Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Морщусь от увиденного, но с удивлением отмечаю, что пахнет из кастрюли приятно.
— Стейки? — Интересуюсь.
Но, заглянув внутрь, вижу мясо, порезанное на квадратики.
— Shashlyk! — Громко говорит Маша.
И все они по очереди начинают повторять это странное слово по несколько раз, делая акцент на букве «Ы» — знают ведь, что я ее ненавижу. Она дается мне труднее всего.
— Shashly-yk, — пытаюсь произнести, наблюдая, как Машины руки тонут в кастрюле с сырым мясом.
Она перемешивает его вручную, не боясь того, что отмываться потом придется в холодной воде и из подвесного умывальника.
— Будет очень вкусно, — обещает Дима и высыпает с размаху в кастрюлю целый пакет специй.
Маша морщится и несколько раз чихает, едва успев подставить к лицу локоть.
— Bo-o-od’ zda-ro-va! — Дружно говорят ей ребята.
— Спасибо! Все-таки надо было утром мариновать, — шмыгнув носом, отзывается она.
— Все нормально, прожарим. — Дима берет со стола бутерброд, шлепает подругу по заднице и, довольный, разворачивается. — Тем более горячее сырым не бывает. И посоли побольше, Маш!
— Пересолим ведь, — отказывается она.
— Соли, говорю. — Подталкивает к ней солонку.
— Закон кухни: кто может, готовит обед. Кто не может, раздает советы. — Смеется Зоя.
Я все еще прокручиваю в голове «Bo-o-od’ zda-ro-va!», чтобы запомнить и суметь потом повторить при случае, когда Дима кладет руку мне на плечо и произносит:
— Давай, меняй колготки, и пойдем за дровами.
Девчонки хохочут, а я качаю головой. Шутник, блин.
Через десять минут мы уже мотаемся по лесу в поисках сухих веток. Дима находит в овраге здоровенное бревно. Если быть точнее, оно выглядит, как тоненькое, засохшее, сломанное ветром, дерево, но когда мы его приподнимаем, становится ясно — унести и надорваться будет непросто.
— Сколько всего у тебя татуировок, Дима? — Спрашиваю, согнувшись под тяжестью ствола, взваленного на мое плечо.
— A hren znaet! — Отвечает он. — В смысле, много. Не знаю точно сколько.
— Сбился со счета?
Кажется, свежей футболке тоже хана, потому что слышно, как от бревна с противным шуршанием отслаивается сухая кора.
— Я больше переживаю, что места для новых тату остается все меньше. Вот это беда.
— А… Набьешь мне что-нибудь?
— Легко. — Он поправляет бревно, и меня поводит в сторону. — Только напишем по-русски, идет?
— Хорошо. Тогда я пока придумаю, что именно хочу там видеть.
— Договорились.
Мы подходим к домику и видим, что Никита уже подтащил железный ящик на ножках — «мангал» поближе к столику под окном и наполнил его небольшим количеством сухих веточек.
— Ого! — Радостно восклицает он, оглядывая бревно, которое мы бросаем к ногам.
— Есть топор? — Интересуется Дима.
— Да. На кухне.
Через минуту мы уже все втроем стоим вокруг невысокого пня и решаем, как лучше разрубить дерево.
— Закон дров. — Вещает Калинин. — Умение рубить дрова растет прямо пропорционально количеству ударов топором по колену.
— Не хотелось бы, — вздыхаю.
— Я пошел разводить огонь, — бормочет Никита, быстро разворачивается и уходит к мангалу.
Я беру топор одной рукой возле лезвия, другой за конечную часть рукояти и поднимаю вверх чуть в сторону от головы. Наношу размашистый удар, и топор входит в дерево даже без отдачи в ладони.
— Вот. Самое главное — сила размаха, — усмехается Дима, закуривая.
Сначала обрубаю ветки от корней к вершине, потом работаю над тем, чтобы сделать несколько поленьев.
— Теперь ставь их вот так, — помогает мне «напарник», устанавливая полено на пень, — и коли. — Показывает он.
Мое тело разогревается в процессе работы, уставшие мышцы снова приходят в тонус. Расколов несколько поленьев, втыкаю топор в пень и вытираю пот со лба. Вижу, как смотрят на меня девчонки в окно. Ира с Машей, заметив мой взгляд, быстро отворачиваются. Зоя делает это с опозданием: сначала слегка вздрагивает, потом смущенно опускает глаза и нервно трет висок.
Через несколько минут, когда дрова нарублены, а огонь в мангале уже разгорелся, мы собираемся за столом. Девочки выносят бутерброды и очередной замысловатый русский салат. Дима разливает пиво по стаканчикам и передает каждому сидящему.
С моей стороны, а я сижу спиной к домику на деревянной скамье, хорошо видно, как возле каждого из домиков в густых вечерних сумерках веселятся люди. В их мангалах тоже горит огонь, и со всех сторон до нас доносятся музыка и смех.
Мы поднимаем стаканы, говорим какие-то тосты, пьем, затем просто болтаем, время от времени громко смеясь. Все наше общение — это смесь английского, русского и пошлой нецензурщины, но самое интересное — все всё понимают. И даже я.
Когда становится прохладнее, надеваем куртки и возвращаемся за стол. Пока Никита занимается мясом, насаживая его на тонкие, витые железные прутья, Дима с сигаретой в зубах травит байки и жарит нам сосиски, нанизанные на простые веточки. Я, не спеша, маленькими глотками пью пиво, а свободной рукой отгоняю комаров, которые кружат вокруг стола как шустрые бомбардировщики. Украдкой смотрю на Зою.
Она сидит на стуле напротив меня, обхватив руками колени, и ее глаза искрятся чистейшим серебром в отсветах луны, застывшей над макушками деревьев большим белым диском. Приятно пахнет дымом, угольки краснеют в черноте мангала, а ее голос плывет поверх всей этой атмосферы тихой рекой. Может, сказывается мое влияние, ведь мы общаемся каждый день, но я уже почти не слышу того забавного акцента, который резал мне слух в день нашего знакомства.
— Весь вечер он заставлял нас носить дрова, — рассказывает Зоя. — Мангала не было, мы просто выкопали яму ближе к берегу и там развели костер. Так вот все разошлись после полуночи, а Никита уснул, свернувшись калачиком, возле огня.
— Все было не так! — Вопит Медведев.
— А когда проснулся, у него лицо черное — все в золе! Видимо, ветром из костра надуло.
Мы дружно хохочем, а Никита тихо матерится, устанавливая прутья с мясом поперек мангала.
— А еще он сжег парням трусы! — До слез смеется Зоя.
— Это как? — Я чуть не давлюсь пивом.
— Они искупались в реке, а потом развесили их на веревке над огнем.
— Сколько не развешивай, все равно все сгорит! — Ворчит Никита. — Это закон костра!
А мы смеемся еще громче.
— Они обещали тебе отомстить в будущем году, так что береги теперь свои трусы, — хихикает Маша.
Мы чокаемся, пьем и уже чувствуем, как приятно пахнет от мангала поджаренным мясом. Честно, вот просто слюни текут от этого запаха. И не важно, сколько всего ты съел до этого, все равно этот аромат пьянит. И вообще, есть что-то такое доброе и душевное в этих посиделках. Они лучше, чем бездумное веселье в чьем-нибудь огромном доме с большим количеством выпивки и громкой музыкой. И кажется, можно бесконечно сидеть вот так вшестером за столом, покрытым дешевой скатертью, пить из пластиковых стаканов и есть что-то простое и непритязательное. Главное, чтобы друзья были рядом.