Я нашла такую версию достаточно убедительной и кивнула:

— От него…

В каком-то смысле так оно и было.

— Я так сразу и подумал, — понимающе усмехнулся парень.

Так мы проехали километров сорок, а потом парень свернул с дороги к чуть видневшейся за деревьями речке.

— Воды набрать надо, — пояснил он, — а то мотор того и гляди закипит, вон жарюка какая…

Вышел из машины, поскрежетал дверцами «пирожка» и снова явился передо мной с мятым жестяным ведром:

— Пошли со мной, прогуляешься… Чего в машине сидеть?

И для убедительности потрогал рукой металлический кузов пикапа:

— Прямо газовая печка!

Я без особого беспокойства пошла за ним. Возле речки и в самом деле было хорошо и заметно прохладнее, а главное — ни одной живой души поблизости, а это меня более чем устраивало.

Парень зачерпнул в ведро воды, поставил его в траву под деревом, сам блаженно растянулся рядом и закурил.

Я подошла к речке — она была теплая, как парное молоко — забрела в воду по колено, смыла хотя бы с ног то, что пристало ко мне там, в больнице.

— Эй, иди сюда! — помахал мне из своего укрытия в тени мой благодетель.

Я подумала, что пора возвращаться в машину, и безропотно подчинилась.

— Садись, — предложил он широким жестом.

Я села возле ведра, поджав под себя ноги.

Парень докурил сигарету, затоптал ее в землю, взял в рот травинку, посмотрел на меня долгим взглядом:

— От мужа, значит, сбежала, говоришь?

Я поняла, что этот вопрос не требует ответа, а потому смолчала.

— От мужа так от мужа, — вроде бы равнодушно молвил он и вдруг потянулся ко мне, обхватил за шею и повалил на спину. Меня сразу обволокло запахом травы, бензина и еще чуть-чуть — свежего пота.

— Это же изнасилование, — сказала я, когда он начал шарить у меня под халатом.

— Называй как хочешь, — беззаботно отозвался он, намертво притискивая меня к земле.

— А если я заявлю куда надо? — спросила я, совершенно потрясенная тем, что ЭТО происходило со мной: на земле, возле неизвестной мне речки, с совершенно неизвестным человеком. Странно, но ни отвращения, ни страха я не испытывала, а просто не верила, что это я барахтаюсь в пыли под деревом, цепляясь руками за траву и выдергивая ее с корнем.

— А никуда ты не заявишь, — засопел он мне в шею, — да и кто тебе поверит? Думаешь, я не понял, откуда ты сбежала?.. Не от мужа, а из психушки…

Я дернулась еще раз, из последних сил, нечаянно зацепила стоящее рядом ведро, и оно перевернулось, окатив нас водой. Парень на это никак не отреагировал, только еще крепче стиснул меня. Я перестала сопротивляться, посмотрела на солнце и закрыла глаза. Кажется, оно так и застыло на моих веках.

— Ну ты даешь… — беззлобно покачал он головой, уже потом, обнаружив, что к мокрой одежде пристала пыль и трава. — Я, наверное, на черта похож. Да и ты не лучше. Пошли купаться.

Первым вошел в воду и поплыл на спине. Я немного поплескалась возле берега. Минут через десять он выбрался из воды, ополоснул рубаху и сразу натянул на себя, мокрую. Потом потянулся, подставил лицо солнцу и крякнул:

— Х-хорошо!..

А я посочувствовала Андриевскому, который уже никогда не узнает, с кого ему следовало писать настоящего гиперборейца.

* * *

— Ну вот, приехали, — объявил парень, притормозив у обочины, чуть в стороне от Ключей. — Отсюда, надеюсь, дотопаешь?

— Дотопаю, — легко ответила я и выбралась из «пирожка». — Так даже лучше. — Меня вполне устраивало, что он высадил меня не у главного подъезда. Лучше подойти к поселку с тылу, окольными путями, чтобы не попадаться на глаза охране. Я как раз знаю одну очень удобную лазейку, мы ее открыли вместе с Филиппом однажды, еще ранней весной, когда наша машина застряла в сугробе. Брели чуть ли не по пояс по снегу — напрямую, чтобы сократить дорогу, — и обнаружили, что в наш охраняемый с виду поселок можно запросто пробраться незамеченными со стороны леса.

— Ну бывай! — махнул рукой «гипербореец» и резко сорвал с места «пирожок», сразу же потонувший в облаке пыли.

Через каких-то десять минут я была уже возле дачи. Медленно обошла ее, пригибаясь возле окон, и, убедившись, что она безлюдна, нашла спрятанный в специальном месте запасной ключ. Он всегда там лежал на тот случай, если кто-то из нас вдруг забудет ключ в московской квартире или потеряет.

В доме было тихо и прохладно, отчего меня сразу потянуло в сон, а вот спать мне нельзя. Сбросив больничный халат посреди гостиной, я прямиком направилась в ванную и стала под холодный душ. Только теперь, подставляя руки под струи воды, я разглядела на них синяки от внутривенных инъекций. Значит, тот укол был не один. Как я и думала.

Не знаю, сколько я так стояла, наверное, достаточно долго, потом выключила воду, потянулась к полотенцу и чуть не упала. Сама не пойму, что это было: то ли поскользнулась, то ли голова закружилась. Решила на всякий случай немного посидеть на краю ванны, и в этот момент до меня донесся шум внизу. В гостиной кто-то ходил! В лучшем случае это был охранник, заметивший, что в дом кто-то вошел, а в худшем…

Меня сразу взяла оторопь, а мокрое тело — я еще и вытереться не успела — покрылось мурашками. Схватив висящий на двери халат, как оказалось, Филиппов, я завернулась в него, будто в одеяло, соображая, что же мне делать дальше. Ну прежде всего выяснить, кто же там ходит. Осторожно выскользнув из ванной, я тихонечко прошла вдоль стены и, выглянув из-за угла, посмотрела вниз. Мой взгляд сразу напоролся на незнакомца, стоящего посреди гостиной, задрав голову. Он тоже смотрел на меня.

— Не бойтесь, я не причиню вам вреда, — сказал он и сделал шаг к лестнице. — Я пришел вам помочь.

— Стойте, не сходите с места! Я… Я стрелять буду! — Не знаю, как такое пришло мне в голову, ведь оружия у меня и в помине не было. Впрочем, он не мог этого знать.

— Я стою, стою… — произнес он примирительно. — Все будет, как вы скажете. Главное, чтобы вы меня выслушали, Юлия Станиславовна…

Так, он знает мое имя, значит, он оттуда, из психушки, лихорадочно ворочала я мозгами. Остается только выпрыгнуть в окно, но… Но если он не один явился и во дворе меня поджидают?

— Юлия Станиславовна, моя фамилия Шатохин, — между тем неслось снизу, — я понимаю, это вам ничего не говорит, вы меня не знаете, но зато я вас знаю. Еще я понимаю, что вам трудно мне поверить, но вам придется это сделать, потому что вам не на кого опереться, кроме как на меня. Послушайте, нам нужно быстрее уходить отсюда, потому что вас уже ищут, все… С минуты на минуту они могут быть здесь, а у меня машина, я могу вас увезти отсюда… Ну, спускайтесь!

Он все еще смотрел на меня снизу вверх, запрокинув голову, немолодой уже человек, отнюдь не располагающей внешности, про каких говорят «неказистый». Он хотел, чтобы я ему верила, а я не понимала, почему?