С самого начала революции перед глазами Людовика постоянно маячила жизнь и судьба Карла Первого. Пример Карла, который дошёл до крайности в своих отношениях с парламентом и в итоге потерял голову, во многих случаях мешал Людовику активно защищаться против революционеров, что он и должен был делать. Когда его привлекли к суду, ему следовало просто сказать, что по законам он ничего дурного не мог совершить и что его особа священна. То же самое следовало сделать и королеве. Это бы не повлияло на то, чтобы спасти их жизнь, но они бы умерли с большим достоинством. Робеспьер придерживался того мнения, что короля должны были казнить тайно.

«Какая польза, — говорил Робеспьер, — от всей этой пародии на соблюдение формальностей, когда вы идете на суд готовые приговорить его к смерти, независимо от того, заслуживает он этого или нет». Королева, — добавил Наполеон, — отправилась на эшафот с некоторым чувством радости; и действительно, для неё было облегчением расстаться с жизнью, в которой с ней обращались с таким отвратительным варварством. Если бы я, — продолжал Наполеон, — был на четыре или пять лет старше, то не сомневаюсь, что попал бы на гильотину вместе со многими другими».

10 декабря. В Лонгвуде возникла большая проблема со снабжением водой. Сэр Хадсон Лоу распорядился, чтобы за водой из Лонгвуда ездили в коттедж «Ворота Хата», вместо того чтобы забирать воду из цистерн, предназначенных для пополнения запасов воды в домашнем хозяйстве Лонгвуда. Вода в цистернах грязная, зелёного цвета и с тошнотворным запахом. В Дедвуде гораздо проще раздобыть бутылку вина, чем бутылку воды. Солдат 53-го пехотного полка ежедневно заняты тем, что перекатывают бочки с водой в свой лагерь. Это положение со снабжением воды напомнило мне мои давние времена пребывания в Египте, где мы были вынуждены покупать отвратительную воду по непомерным ценам.

Из Лонгвуда уволен мулат Чарльз, работавший слугой. Указание о том, чтобы его отправили из Лонгвуда домой, было дано сэром Хадсоном Лоу. Его превосходительство подверг Чарльза длительному допросу о том, что он видел и слышал в течение всего времени, проведённого в Лонгвуде. Дежурный офицер в Лонгвуде направил губернатору письменное заявление с просьбой предоставить повозку для доставки воды в Лонгвуд, так как вода в цистернах на исходе и плохого качества.

Наполеон пребывает в плохом настроении. Он раздражён тем, что сэр Хадсон Лоу вместо всех материалов о военных кампаниях в Италии вернул только три или четыре главы. Наполеон попросил меня сообщить сэру Хадсону Лоу, что он предполагает, что губернатор копирует его материалы и как только закончит это, тогда вернёт их.

11 декабря. Отправился в «Колониальный дом», где ознакомил сэра Хадсона Лоу с устным заявлением Наполеона. Его превосходительство был весьма разгневан этим заявлением, сказав, что если генерал Бонапарт упорствует в своем убеждении, что его материалы не возвращаются из-за того, что их копируют, и это после заверений в обратном, которые вчера сделал молодой Лас-Каз, то он (сэр Хадсон) считает его (Наполеона) недостойным того, чтобы обращаться с ним как с благородным человеком, и не заслуживающим надлежащего уважения одного джентльмена к другому. Эту фразу губернатор не только повторил дважды, но и обязал меня записать её в мою записную книжку. Он попросил меня, чтобы я в разговоре с генералом Бонапартом ни в коем случае не опускал эту фразу. Однако, после того как он несколько поостыл, его превосходительство аннулировал свои указания и вместо них попросил меня передать Наполеону свои объяснения по затронутому вопросу, а также приказал мне стереть в моей записной книжке допущенные им оскорбительные выражения.

Затем он пригласил меня в библиотеку, где, прохаживаясь, сказал: «В связи с ответом, который я написал генералу Бонапарту, ему не разрешается объезжать весь остров. Если бы в намерения министров входило только предотвращение его побега с острова, то губернатор Ост-Индийской компании реагировал бы на это так же, как и любой другой человек; но в виду имеются и другие задачи, включая материальные, которые губернатор, направленный сюда, обязан решать. Существуют весьма весомые причины, не позволяющие ему свободно общаться с местным населением. Каждый может обеспечить его безопасность, расставив около него часовых, но нам предстоит сделать намного больше». Когда я собирался покинуть библиотеку, губернатор, попросив меня вернуться к нему, сказал: «Передайте генералу Бонапарту, что ему очень повезло, что губернатор, присматривающий за ним, добрый человек. Другие на моём месте, имея в своём распоряжении полученные инструкции, приковали бы его к цепям за его поведение». Губернатор закончил беседу со мной тем, что попросил меня постараться представить Наполеону сэра Томаса Стрейнджа.

12 декабря. Передал Наполеону в наименее неприятной форме послание сэра Хадсона Лоу в соответствии с поручением последнего. Подтвердил заверение губернатора в том, что материалы Наполеона сохранялись в неприкосновенном виде, что было подтверждено письмом Эмануэля Лас-Каза, сопровождавшего посыльного с возвращёнными Наполеону материалами и подтвердившего, что неприкосновенность материалов соблюдалась. Сообщил Наполеону, что, как сказал мне сэр Хадсон Лоу, во время рассмотрения материалов, проходившего всегда в присутствии Лас-Каза, как только последний указывал на материалы, принадлежавшие ему (Наполеону), то они немедленно откладывались в сторону без какого-либо дополнительного изучения. Когда же рассмотрение всех материалов было завершено, они были опечатаны печатью Лас-Каза и более не вскрывались в отсутствие последнего.

Сообщил Наполеону, что сэр Хадсон заявил, что, далеко не побуждаемый чувством злобы или мщения, он написал письмо кабинету министров с предложением об улучшении условий содержания Наполеона на острове. Наполеон ответил, что он этому не верит.

«Что же касается его инструкций, — продолжал Наполеон, — то я не сомневаюсь в том, что если он не получал письменных указаний, то у него есть устные распоряжения…»

Затем я заговорил с ним о сэре Томасе Стрейндже. Я сообщил Наполеону, что сэр Томас Стрейндж, который был главным судьёй в Ост-Индии, очень хотел бы выразить ему своё уважение и что его намерение нанести визит в Лонгвуд не продиктовано обывательским любопытством, но является признаком того внимания, которое каждый обязан проявить по отношению к столь великому человеку, занимавшему такое высокое общественное положение в мире. Наполеон ответил: «Я не буду встречаться с человеком, который сначала не обратится к Бертрану. Тех лиц, которых будет направлять ко мне губернатор, я не буду принимать, так как в этом случае создастся видимость того, что я подчиняюсь его командам».

В этот момент в комнату вошёл граф Бертран и сообщил, что губернатор находится в Лонгвуде и хочет видеть меня. Наполеон, обращаясь ко мне, сказал: «Если он задаст вам какие-нибудь вопросы о моих намерениях, то передайте ему, что я собираюсь написать протест принцу-регенту по поводу его (губернатора) варварского поведения. Он содержит Лас-Каза под охраной, не имея для этого никаких оснований, и тем самым совершает незаконные действия. Лас-Каза следует вернуть обратно сюда, в Лонгвуд, или выслать с острова или отдать под суд. Если он намерен устранить разногласия, о чём он сообщал вам, то пусть он изменит своё поведение и восстановит тот порядок нашего пребывания здесь, который существовал во времена адмирала Кокбэрна. Что же касается визита судьи, которого он хочет направить ко мне, то передайте ему, что люди, находящиеся в гробнице, не принимают визиты, ибо он (губернатор) буквально замуровал меня в гробницу. Кроме того, в соответствии с его инструкциями, если судья не говорит по-французски, то я не могу привлечь одного из моих офицеров переводить нашу беседу, так как он запретил чужестранцам, которые могут посетить меня, разговаривать или общаться с кем-либо из моей свиты, и, более того, я потерял Лас-Каза».