25 декабря. Наполеон пребывает в хорошем настроении. Задавал много вопросов на английском языке, хотя он и произносит слова на французский лад, тем не менее он правильно подбирает их и применяет их в должном значении.

26 декабря. За мной послал сэр Хадсон Лоу. Нашёл его в городе. Он сделал мне замечание по поводу того, что моё заключение о состоянии здоровья молодого Лас-Каза имеет слишком большую политическую окраску: моё мнение должно относиться к тому, что может случится, если он останется в Лонгвуде, а также в заключении просматривается слишком много доброго чувства по отношению к «тем» людям. Я ответил губернатору, что я не мог отделить мою точку зрения от причины его заболевания и что он (губернатор) сам говорил, что если состояние здоровья сына Лас-Каза требует его отправки в Европу, то он (губернатор) не будет препятствовать этому. Сэр Хадсон ответил, что, конечно, он говорил, что если подобная мера абсолютно необходима, то он не будет ей препятствовать.

Затем он заговорил об ограничениях и показал мне письмо, которое, как он сказал, он намерен направить Бертрану. Губернатор попросил меня высказать моё мнение по поводу содержания этого письма. Прочитав письмо, я заявил его превосходительству, что, как я думаю, оно рассчитано на то, чтобы вызвать резкие замечания со стороны Наполеона; поскольку на самом деле оно оставляет нерешенные проблемы почти в том же состоянии, в каком они пребывали раньше, лишь номинально отменив некоторые ограничения. После недолгого раздумья его превосходительство, видимо, пришёл к такому же мнению, заявив, что он вновь вернётся к рассмотрению данного вопроса. В то же время он поручил мне сообщить генералу Бонапарту о том, что будут отменены несколько ограничений, особенно те, которые относятся к его беседам с посторонними лицами; помимо этого, границы Лонгвуда будут расширены и людям будет разрешено свободно посещать его, почти так же, как и во времена адмирала.

Информировал Наполеона о содержании моей беседы с губернатором. Наполеон заявил, что он хочет, чтобы условия его содержания на острове были почти такими же, как и при адмирале, и не более. Наполеон считает правильным и справедливым, если губернатор полагает, что он не должен разрешать посещение Лонгвуда первому попавшемуся на глаза жителю острова или какому-то пассажиру с корабля, бросившего якорь в гавани острова, или группе таких пассажиров или местных жителей; но в то же время он (Наполеон) считает, что большинству уважаемых пассажиров и местных жителей следует разрешать навещать его, а не одному или двум гостям, которых кто-то из губернаторского штаба или сам губернатор выберет по своему усмотрению и направит в Лонгвуд, подобно тому, как надсмотрщик, охраняющий каторжников на галерах, позволяет любопытствующему путешественнику посетить галеру, чтобы собственными глазами узреть знаменитых преступников.

«Если, — продолжал Наполеон, — я встретил человека, с которым мне интересно разговаривать (как, например, адмирал), то мне захочется встретиться с ним снова и, возможно, пригласить его к себе на обед или на завтрак, как это делалось до приезда на остров этого губернатора; поэтому мне хотелось бы, чтобы сначала губернатор послал Бертрану список тех лиц, которым он разрешает наносить нам визит; и после этого Бертран должен иметь право приглашать в Лонгвуд любого из перечисленных в списке губернатора. Я никогда не приму кого-нибудь с пропуском на руках, в котором будет указан день визита, что равносильно тому, чтобы сказать, мол, появляйся именно в этот день и показывай себя.

Я также хочу, чтобы было чётко определено наше положение на острове с тем, чтобы мои люди не подвергались оскорблениям, которые они все терпят или от того, что их держат в полном неведении относительно ограничений, вводимых губернатором, или от того, что часовые неправильно понимают полученные ими указания, или от отданных приказов, предоставляющих часовому возможность действовать по собственному усмотрению, тем самым превращая его в произвольного судью. Мелочные придирки по пустякам и унижения, которые он нас заставляет испытывать, гораздо хуже, чем предъявление серьёзных претензий.

Я готов, — продолжал он, — выслушать предложения о мерах примирения, хотя и не требую их. Но у него нет ни сердца, ни чувств. Он считает, что человек — это та же лошадь, дай ему пучок сена и крышу над головой, и больше ничего не надо для счастья. Его политика сродни политике мелких итальянских государств: писать справедливые законы и обещать, не скупясь, предоставлять видимую свободу, но затем, действуя вкрадчиво, изменять всё и вся. Его политика — это политика вкрадчивых действий».

Я спросил Наполеона, если губернатор даст согласие, а адмирал не будет возражать, то проведёт ли он переговоры с этим офицером на предмет выступления последнего в качестве посредника для того, чтобы найти пути для компромиссных решений. Наполеон ответил: «Охотно. С огромным удовольствием я рассмотрю этот вопрос лично с адмиралом, и я думаю, что мы сможем решить эту проблему за полчаса. Завтра я дам вам знать, отношусь ли я положительно к вопросу о посредничестве. Если да, то вы отправитесь к губернатору и предложите ему это».

Граф Бертран направил письмо сэру Хадсону Лоу с просьбой о том, чтобы граф Лас-Каз смог получить разрешение на посещение Лонгвуда до выезда с острова, чтобы попрощаться с императором.

27 декабря. Передал Наполеону несколько газет. Просматривая их, он обратил внимание на статью о Поццо ди Борго. «Во время революции, — сообщил Наполеон, — Поццо ди Борго был депутатом законодательного органа. Он — способный человек, интриган и хорошо знает Францию. Пока он там остаётся в качестве посла, Александр не будет уверен, что Людовик прочно сидит на троне. Когда вы увидите, что на пост посла назначен русский, то тогда вы можете сделать вывод, что Александр думает, что Бурбоны, по всей вероятности, будут продолжать править Францией».

Затем Наполеон попросил меня отправиться к губернатору и сообщить ему, «что если он желает прийти к полюбовному урегулированию проблем, то он (Наполеон) считает, что лучшим средством для этого было бы поручить адмиралу выступать в качестве посредника. Если это будет сделано, то он не сомневается в том, что проблемы могут быть урегулированы. Он сам этого хочет, поскольку ему не нравится жаловаться. Единственно, чего он хочет, так это просто жить, или, другими словами, он хочет, чтобы ограничения перестали быть причиной того, чтобы побуждать человека желать смерти. Поэтому он дал указание Бертрану прекратить подготовку письма с жалобой, которое он намеревался направить лорду Каслри для принца-регента; и что он действительно хочет, чтобы наступило примирение».

Отправился в город, чтобы передать на словах вышеупомянутое послание. Выяснилось, что незадолго до моего прихода в губернаторскую штаб-квартиру губернатор выехал из города. Сообщил о цели моей миссии сэру Томасу Риду, который предупредил меня, что ему известно, что губернатор никогда не согласится на то, чтобы разрешить адмиралу выступать в роли посредника. Так что, по мнению сэра Томаса Рида, бесполезно даже обращаться к губернатору по этому вопросу. Я возразил ему, заявив, что поскольку мне было поручено передать губернатору соответствующее послание, то я обязан сделать это, тем более что оно может принести положительный результат.