визиря монгольского хана, ими же отравленного. Подтверждение статуса — это не пустяк, тем более что быть рядом с ними постоянно я не смогу, а обидеть знатную даму совсем не то же самое, что простолюдинку. Даже альвийку пришлось взять в гости, хотя она вела себя как дикарка, беззастенчиво крутила во все стороны головой, то и дело хваталась за рукоять меча и отпускала вслух ехидные комментарии. Хорошо хоть на альвийском. Иначе, боюсь, её бы выставили за ворота, не смотря на всё демонстративное уважение, оказанное принцессе. Впрочем, ничего ужасного Мэрион всё-таки не совершила, никого не убила и даже на поединок не вызвала, и вообще больше придуривалась и развлекалась, насколько я понял. А сейчас на повестке иная «злоба дня», о которой и стоит думать.

Сегодня Великая Суббота — день, когда мы, христиане, должны вспоминать погребение Иисуса и Его сошествие во ад. Но Великая Суббота является ещё и днём приготовления к Пасхе — Воскресению Христа. Смерть и воскрешение… — значимый праздник даже для тех христиан, что не признают решений Вселенских Соборов. И я не только ариан имею в виду. Доводы о исключительно человеческой природе Иисуса похожи на мусульманское учение о Магомете, но рассуждать на эту тему не стоит даже мне, особенно вслух.

Страстная суббота. Возможно, было бы благоразумнее воздержаться от спешки и выждать хотя бы до окончания Пасхи. Всего-то два дня потерпеть, — сегодня и завтра. Но я как будто видел перед собой незримую никому клепсидру, из которой стремительной капелью истекает отпущенное нам время.

С точки зрения братьев-рыцарей ордена Сантьяго помянуть Иисуса резнёй мусульман — отличная идея. Разумеется, сейчас она уже не кажется мне столь привлекательной, но объяснить это единоверцам едва ли получится. «Делай, что должно, случится, чему суждено», как выразился в своё время римский император Марк Аврелий, который тоже был испанцем.

Гавриил сказал, что этот конфликт — светский, и я вправе поступать по собственному разумению. Как и мусульмане. В конце концов, нынешнюю войну объявил султан. Поднявший меч первым должен быть готов получить ответный удар.

После того как на привале я огласил свой план, спутники ошеломлённо замолчали. Всего нас в этом походе вызвалось сопроводить трое полноправных братьев их Ордена и полдюжины сержантов. Не считая примерно сотни наёмной лёгкой конницы и увязавшегося за нами из любопытства одного светского рыцаря.

— Признаться, — заявил один из тамплиеров, глядя мне в лицо, — поначалу я принял вас за обычного молодого «чайльда».

Я нахмурился, пытаясь распознать незнакомое слово. Не скажу, что силён в английской речи, но отдельные слова разобрать при случае смогу, конечно.

— Чайлд? Ребёнок?

— Не ребёнок, — собеседник улыбнулся в бороду, — у меня на родине этим словом называют молодых знатных аристократов, готовящихся получить посвящение в рыцари. Вроде как их и оруженосцами уже не назвать, но и рыцарями они ещё не являются.

— Хм, я понял. Что ж, могу развеять ваши сомнения, святой брат. До того, как стать рыцарем, я долгое время был послушником в ордене Меча святого Иакова Компостельского. А рыцарем я стал сравнительно недавно, поэтому ваша ошибка простительна и не обидна для меня.

— Вот как? И всё-таки я приношу свои извинения, — рыцарь склонил голову. — Мои слова могли показаться оскорбительными. Моя вина, что я не подумал об этом.

Я невольно хмыкнул, но сидящий сбоку тамплиер воспринял это как подтверждение своим, а не моим мыслям.

— А что ещё я, да и другие братья, могли подумать? Конечно, когда в Тортосу прибыли выкупленные вами из рабства, мы прозрели. Ваши люди ничего не скрывали и поведали всё без утайки. Хотя, сказать по чести, мы и тогда не сразу разобрались в происходящем.

Рыцарь замолчал, но неловкая пауза возникнуть не успела.

— Сэр Хуан, вы действительно собираетесь просто подъехать к сарацинам и вызвать их командира на поединок?

— Да, сэр Зигфрид, именно так я и собираюсь поступить.

Отвечая, мне пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным сквозь поднявшийся шум от отдыхающих воинов и их коней. Однако это привлекло внимание других спутников.

— Эм-м… — подал голос почти незнакомый мне светский рыцарь. Сын еврейки, к слову, но при знакомстве он предупредил меня, что того, кто назовёт его евреем, он вызовет на поединок. — Я так понимаю, вы рассчитываете победить?

— Чего я точно НЕ собираюсь, так это проигрывать.

— Сеньор Хуан, не подумайте, что я вас отговариваю, — задумчиво подал голос брат Риккардо, — но что вы будете делать, если сарацины поведут себя неблагородно?

— В этом случае, святой брат, гнев Господень падёт на их головы за столь гнусное вероломство.

— Сэр Хуан, а вам не кажется, что с вашей стороны это провокация?

— А мне нравится. Отличная идея!

— Спасибо, Мэрион. Твоя поддержка неожиданна, хотя и приятна. Но не уверен, что наши мотивы совпадают. Кстати, твоё мороженое уже не за горами.

Я вздохнул, обращаясь на этот раз к Избранной. Обращаться друг к другу по имени при посторонних было бы невежливо, но из официальных фраз почему-то пропадает искренность.

— Нет, прекрасная госпожа, я не считаю это ни провокацией, ни подлостью. Видит Бог, я совершенно искренне хочу попытаться решить этот конфликт миром или хотя бы малой кровью. И для этого готов сойтись в поединке хоть с эмиром крепости, хоть с любым рыцарем или воином, кого он выставит на замену. Если я проиграю, но останусь жив, то предложу за себя выкуп. Если выиграю, то потребую передать мне Красную Башню.

— А почему не Белый Замок? — не сдержала иронии альвийка.

— Это было бы бесчестно с моей стороны, — не принял я шутки. — Крепость стоит намного больше того, что я смог бы предложить в случае своего проигрыша.

— А если вы погибнете?

— Значит такова моя судьба, погибнуть в этот день. Но я не думаю, что до этого дойдёт.

— А если он откажется принять ваш вызов, сэр Хуан?

— Это его право. Тогда я развернусь