– Пойдем, вместе пообедаем, я приглашаю.

Девушка покрылась алыми лепестками. Над серыми пятнами показались красные маки смущения. Серая девушка сразу похорошела. И не сказала мне: дескать, с какой стати, почему и зачем, не пойду, много работы, некогда и так далее. Нет, она ничего такого не сказала, молча оделась, и мы вышли на улицу.

– Меня Настей зовут, а тебя? – сказала я.

Мы только что прошли мимо злополучного плаката. И меня вновь заколбасило. Жуткий снимок. На месте Горова я бы тоже не простила. Превратилась бы в монолитный камень, соляной столп. Такое не прощается. Можно было проклинать и ненавидеть Марка Горова, но он прав в своей неприступной безжалостности. Ведь если бы на этой же стене я увидела плакат с его изображением в подобном ракурсе, я бы вычеркнула свой дивный сон из памяти, стерла его, смыла, вычистила, вывела соляной кислотой. Я старалась перевести мыслительный процесс в другой режим, переключая его на серую девушку. Щелк-щелк-щелк. Ничего у меня не получается. Мыслительные жернова вновь закрутили волынку с Горовым. Прямо наваждение какое-то. Я и люблю его за то, что он такой непримиримый и твердый, с этим все ясно, но как мне жить дальше без его любви? Это же нестерпимо, невозможно вынести.

– Людмилой зовут, Люда я, – сказала пигментная сослуживица.

И она стала мне ближе. Я уже знала имя девушки. Еще час общения – и мы породнимся, станем подругами. Людмила не блещет красотой, она злая, недобрая, вся в пигментных пятнах, но именно такая подруга мне подойдет как раз под мое настроение. Я злилась на себя, на весь мир. И Людмила оказалась крайней. Мне хотелось избавиться от раздражения. Если я помогу несчастной девушке, значит, я еще не утратила способности к преодолению собственного бессилия. И я могу и в состоянии перешагнуть через слабость. Не перешагнуть – перепрыгнуть. И в этом заключается сила духа. Сейчас или никогда. Если мне удастся возвыситься над злобой и раздражением, стать сильнее – это качество поможет мне выжить, добиться успеха, дождаться прощения. Но ведь прощать меня не за что! Но так вышло, так определили наверху, что я должна заработать прощение. Так вышло. И ничего не поделаешь. И нечего злиться на весь мир.

– Люда, а ты хочешь превратиться в красавицу? За десять минут, – как будто невзначай предложила я невзрачной Людмиле за обедом.

Девушка набрала каких-то тарелок, много-много, и долго и нудно разбиралась с ними, переставляя, вытаскивая одну, пряча подальше другую. От такого питания все тело покроется язвами и струпьями. В один миг. Не только у девушки, даже у юноши. Жареные колбаски, кетчуп, горчица, майонез, картошка, капустный салат, пельмени. Ужас. Бедная девушка. Вот бы на нее натравить мою маму. Нет уж, маму жалко, она не переживет подобного варварства. Разве девичий организм может переварить огромную массу вредной пищи? Печень развалится на части.

– А такое бывает? – сказала Людмила и на мгновение прекратила возню с тарелками. Лицо разгорелось, глаза заблестели, уши торчком встали. А я представила Людмилу без пятен. Очень даже симпатичная девушка получится.

– Бывает-бывает, сейчас мы с тобой поедем к моему косметологу. Она выведет на твоем лице эти жуткие пятна. Но уже сейчас ты выбросишь свою ужасную еду в помойное ведро. Прямо сейчас. Не выходя из кафе. Девушка должна питаться, как птичка. Можно позволить себе кусочек сыра, половинку яблока, куриную ножку. Если, разумеется, девушка хочет стать обольстительной красавицей, – сказала я, уплетая яблочное пюре.

– А как же я это выброшу, а мои деньги? – изумилась Людмила.

– Это будет твоя первая жертва на пути к дивной красоте. Люд, а ты хочешь, чтобы Денис Михайлович Черников обратил на тебя внимание? – сказала я, удивляясь собственной проницательности.

Конечно же, серая в яблоках Людмила втайне влюблена в этого отвратительного сатрапа. И на здоровье. Пусть любит, кого девичья душа пожелает. Мне не жалко. Чем больше на планете любви, тем меньше на ней зла. Надо открыть шлюзы, выпустить воду, чтобы освободить каналы, а затем впустить в них любовь. Меня обуревали шпионские страсти. Как со мной, так и я в ответ. На зло отвечу чужой любовью. Сделаю затравку, напущу на Дениса Черникова красивую девушку. Но сначала отчищу ее, отмою, отскоблю. Людмила встала и отнесла поднос с полными тарелками на стол с грязной посудой. Она вмиг потеряла аппетит, нависла надо мной, поторапливая.

– Вставай, Настя, поехали, а то обеденный перерыв скоро закончится, – сказала она.

Все благополучно устроилось. Людмила загорелась, как факел. Ей уже грезились корзины с цветами, подиумы, поклонники и «Кадиллаки». А я исполнила свой долг по усовершенствованию человечества. Можно устраниться от нелегкого процесса. Механизм заведен. Процесс пошел. Работает как часы. Когда мы выходили из кафе, Людмилу окликнул какой-то мужчина. Они приветливо улыбнулись, поздоровались, чмокнулись. Я рассеянно озиралась, ожидая завершения ритуала.

– Вам понравилась моя работа? – пронеслось в воздухе.

Вопрос явно предназначался мне. Я взглянула на мужчину. Фотограф. Сволочь. Редкого таланта мастер. И все равно подлый таракан. С пятнистой Людмилой водит доброе знакомство. Ее-то он не снимает на свои эротические плакаты.

– Очень, – сказала я, – а вы случайно подметили ракурс?

– Ракурс уловил случайно, но мы ведь уговаривались с Алексеем на помещение, – возразил мастер. А я удивленно вздернула брови, и он продолжил, ничуть не смущаясь: – Я должен был сфотографировать вас с ним в помещении. На квартире. Алексей внес предоплату, все как положено, но позже он позвонил и сказал, что вы решили сделать снимок в клубе, на людях. Вот так все и вышло. Я горжусь своей работой. Удачный снимок, не правда ли?

– Удачный, слишком удачный, дальше некуда, – прошептала я, вглядываясь в узкие глазки мастера.

И как он сквозь эти щелки натуру видит? А Ниткин-то, оказывается, ждал меня в офисе, чтобы фотограф снял нас вдвоем в квартире. В чьей квартире? Загадка. Набить фотографу физиономию, что ли? Нет, нельзя, стыдно, неприлично, моветон. Алексей снял его за деньги. Ничего неприличного этот человек не сделал. Наоборот, отличился высококлассным произведением почти искусства.

– А условием являлась внезапность? Я ничего не должна была знать, так, да? – сказала я.

Кажется, я задавала лишние вопросы. Все и без того ясно, как солнечный день. Ниткин нанял фотографа. Оплатил работу. Но не целиком. Внес лишь предоплату. Вдруг снимок не удался бы.

– Вы давно с ним знакомы? – спросила я, обгоняя ответ мастера.

– Я не с ним, с Людочкой мы знакомы, – стесняясь, краснея, пробормотал фотограф.

– Мы работали вместе в журнале, а Ниткин попросил меня срочно свести его с хорошим фотографом, у него своего нет, – скороговоркой подтвердила Людмила, корчась от нетерпения.

Люда явно скучала, ей не хотелось затевать пустые разговоры, ее ждали поклонники и «Кадиллаки», цветы, овации и огни рампы. Она исподтишка подталкивала меня к выходу. Скорее, еще скорее… Нужно спешить. Красота не любит опозданий.