– Ты иди, Ниткин, иди, а я посижу тут одна, пиво попью, – сказала я, с отвращением разглядывая мутно-желтоватый цвет напитка.

Разве можно пить эту гадость добровольно, бесплатно и без принуждения?

– Не уходи никуда, я скоро, – крикнул Алексей и втиснулся в круг заведенных болванчиков.

Я отпила глоток желтой бурды и закурила сигарету. Пить и курить довольно противно, особенно если находишься в доверху залитом пивом и прокуренном донельзя помещении. Я поискала глазами пепельницу. Кажется, пепельницу перенесли на другой стол. И вдруг взгляд наткнулся на какой-то странный предмет. Что это? Барсетка. Ниткин оставил мне на сохранение ключи от машины и кредитки. И меня наконец осенило и озарило одновременно. Ниткин настолько презирает меня, ему и в голову не может прийти, что я могу что-нибудь исправить, добавить и дополнить в расплывающийся контур пейзажа. Он наслаждается произведенным эффектом, глумится надо мной. Даже барсетку мне оставил на сохранение. Ниткин абсолютно не верит в женское начало. А зря. Нельзя недооценивать женщину. Она может обидеться. А обиженная женщина опасна, как взрыв ядерной бомбы. Алексей привык взрывать детские хлопушки. Они предназначены для легкого испуга покупателей конкурирующей компании. А с ядерными бомбами он не сталкивался. Пока – не сталкивался. Ниткин ждал меня в офисе, чтобы насладиться произведенным эффектом. Ждал, когда я шум подниму. А я не подняла. И Ниткин утратил интерес. Считает меня глупой курицей. А вдруг в барсетке лежит второй ключ от сейфа? Нет. Там нет никакого ключа. Сумасшедшая мысль погасла. Я ее затушила, как окурок. Но она продолжала тлеть. И вдруг меня озарило. Ниткин оставил барсетку, чтобы я не сбежала из клуба и сидела бы за столиком, как привязанная. Тогда я осторожно подтянула барсетку к себе и открыла. Воображение услужливо подбросило кадр из дешевого сериала – начинающая воровка судорожно просматривает содержимое пухлого лопатника гадюки-гангстера. Я цыкнула на воображение, и кадр бесследно пропал, стерся, будто я в сознании губкой провела, ластиком. Связка ключей – от машины, от квартиры, от офиса. Эти ключи мне были знакомы. Офисный у меня у самой есть, точно такой же, ключи от машины всегда отличить можно. Эти два явно от квартиры. Других ключей в связке не было. И не могло быть. Иначе к чему бы Ниткину оставлять барсетку на виду. Совершенно ни к чему. Он превратил мужскую сумочку в цепь. Посадил меня под арест. Я позвенела ключами, сняла ключи от квартиры, а от машины и офиса оставила в связке. Внешне ничего не изменилось, будто бы так оно все и было.

– Девушка, посмотрите за столиком, пожалуйста, я скоро приду, мне в туалет надо, – крикнула я какой-то девице.

Ладная такая девушка, стройная, и лицо симпатичное. Явно не воровка. Завсегдатай клуба. Фанатка рок-музыки.

– Хорошо, посмотрю, идите, – заорала девица, а я чуть со стула не свалилась.

На вид хрупкая и нежная девушка, а басище у нее, словно внутри девушки громадный мужик засел, весь прокуренный и пропитой. И как он в этом небольшом тельце поместился! Зато она барсетку сохранит. Никому не отдаст, будет охранять как зеницу ока. Не знаю, какие нравы водятся в подобных клубах. Говорят, здесь можно и травкой разжиться, и экстази вдоволь накушаться, и кокаинчиком отравиться. Значит, все сидят на доверии друг у друга.

На улице ощутимо похолодало. Я застегнула молнию, подняла воротник куртки. Махнула рукой. Ко мне медленно подобрался желтый огонек. Все вокруг желтое – пиво, такси, огонек на крыше машины.

– На Садовую, туда и обратно, мигом! – скомандовала я, заглядывая в окно.

– Бу сделано, шеф, – сказал водитель и лихо перебросил окурок из правого угла рта в левый. Не перебросил, перегнал. Лихач. С таким не пропадешь.

– Почем берем, начальник? – спросила я, вспомнив о дневном путешествии с Васильевского острова в Калининский район.

Делано вклинила в вопрос грубоватую нотку. Подняла воротник куртки. Поджала губы. Таксист уважительно взглянул на меня.

– Триста, – сказал он и несмело хохотнул, – не много?

– Нормально, начальник, – сказала я.

Садовая, 13, 62. Простые цифры. Лучше не думать о беде. Пусть она посидит на коленях у таксиста. Не думать. Не думать. Не думать. Я заставляла себя не думать. Ни о чем. В такой ситуации думать опасно, можно легко сойти с ума. Я не задавала себе никаких вопросов. Зачем, почему, для чего? Пустые вопросы. Нелепые. Они не подходили ко мне, к моей ситуации, как дешевое платье для великолепного бала. Нельзя задумываться о проблеме. Нужно тупо совершать действия, любые действия, не задумываясь, нужно куда-то ехать, что-то делать, чтобы потом – завтра, через год, через пять лет – не проклинать себя, не корить, не рвать на себе волосы, что ты когда-то упустила момент, не обратила внимания на свой единственный шанс. Не обуздала судьбу. И не справилась с бедой. Надо использовать все, что идет в руку, что попадается под руку. Будь то ключи или барсетка, случайно забытая или бездумно подложенная, уже было неважно.

– Приехали, начальник, – сказал таксист.

Он прервал мои мысли. А я думала в эту минуту, что совсем не думаю. Заодно таксист ненавязчиво сделал мне внушение. «Начальниками» называют клиентов такси.

– Стойте здесь. Я быстро вернусь, – сказала я.

Забыла оставить парню задаток. Уедет. Нет. Такие не уезжают. Вид у него надежный. Один ключ от парадной двери. Повсюду кодовые замки. Ха-ха. И еще раз – ха. Этот ключ не подходит. Кажется, этот. Подошел. Ура-ура. Шестьдесят. Шестьдесят один. Шестьдесят два. Третий этаж. К двери второй ключ подошел. А вдруг в квартире установлена сигнализация? Ну и пусть. Хуже не будет. Потому что хуже уже не бывает. Сигнализация так сигнализация. Я прислонилась к стене. Воображение выбросило несколько сюжетов, мне пришлось отсмотреть один. Знак предостережения. Я открываю дверь, мгновенно срабатывает сигнализация, в квартиру врываются люди в масках, меня швыряют на пол, заламывают руки, бьют по почкам. Ногами. Каменные ботинки, жесткие подошвы, тупые носы. Остальные сюжеты я откинула куда подальше, стерла из памяти. Включила реальность. Итак. Все по порядку. Люди в масках приедут через полчаса, не раньше. За полчаса я должна успеть. Иначе опоздаю на поезд жизни. Открою дверь, осмотрю квартиру до приезда вневедомственной охраны. Я должна успеть. Обязана. Тридцать минут длиною в жизнь. Я сделала третий оборот, ключ подошел. Осмотрела дверь. Никаких следов сигнализации. Отлично. Супер. Стукнула по выключателю. Большая квартира. Хай-тек. Минимализм. Привычная картина. Почти полное отсутствие мебели. Никаких книг. Безделушек. Кровать. Шкаф. Телевизор. Все огромное, встроенное в стены. Пустое пространство. Компьютер. Ящики для бумаги. Я порылась в коробках. Эротические журналы. Груди, задницы. Все блестит. Сплошной глянец. Нет. Не здесь. Где-то рядом. Сердце замирало и вздрагивало, пугающе вскакивало, куда-то убегало. И затихало. Ни стука, ни пульса. Затем оно медленно оживало, тихо подпрыгивало, постепенно увеличивая бег, чтобы вновь громко застучать, зазвенеть, загреметь. Голова переливалась звонами, пустая и ясная, холодная и отстраненная. Я обернулась. Шкаф. Нет. В шкафу прячут секреты лишь женщины, а мужчины подбирают для тайников другие места. Кровать. Тумбочка. Ящики. Я подошла. Отодвинула ящик. Взяла конверт. Маленький ярлычок. Розанова А.Н. Пухлый конверт. С деньгами. Мои деньги. Мое имя. А где ключ? Вот он. В тумбочке. Длинный, массивный, с завитушкой на кончике. В голове пусто и больно. Не звенит. Не переливается. Просто очень больно. От стресса, волнения, страха. Нельзя позволять себе думать. Нельзя. Можно заболеть. Но мысли крутились вокруг оси. Туда и обратно. Мололи свои жернова. Черников заставил Ниткина совершить подлость. Почти преступление. Почему – почти? У Дениса Михайловича есть вторые ключи ко всем сейфам в здании. В этом уже не было никаких сомнений. Но сам Черников не опустился до тайного проникновения в служебное хранилище ценностей рядового сотрудника. Ему нельзя ронять статус. К тому же у Черникова имеется в подчинении бывалый подмастерье. Алексей Ниткин. Любитель острых ощущений. Профессионал. И они вдвоем провернули комбинацию. Стояли у входа, курили, ждали меня. Оба пребывали в уверенности, что я подниму шум, устрою скандал, стану голосить, рыдать, стонать и стенать. Кататься по полу. Они в этом были уверены. Оба. На сто процентов. И сейчас ждут моей реакции. Скандала. Не дождутся.