его пыл сержант. — Обещал слушаться? Вот и слушайся.

— Ты лучше моего коня подержи…

Шеген передал повод Алибаю. А сам поднялся к гребню, залег и не высовываясь заглянул вниз.

Загон пустовал.

Земля там была покрыта плотным слоем сухого овечьего помета. Никаких следов чьего-либо недавнего пребывания обнаружить не удалось, даже когда въехали туда и спешились.

Шеген с отсутствующим видом ходил от одной стены к другой.

— Лопату!

Танкабай подал ему саперную лопатку. Шеген копнул в углу — раз, другой, третий — и выпрямился с победной улыбкой.

— Шегена кто обманет?

Воронов быстро вскочил и подошел к нему.

— Что там?

— Смотри сам, товарищ лейтенант.

— Конский помет?

— Да, свежий. Я думаю, вчера здесь были.

Они не стали задерживаться, поехали дальше и поздним лунным вечером добрались до саксаулового леса.

На песке застыли паучьи тени горбатых стволов и ветвей.

— Сержант, — распорядился Воронов, — чай разрешаю — пол-литра на человека.

— Есть…

Сержант отмерил именно семь банок, не больше, и пока вода закипала, Воронов сел, и все тоже сели в кружок, устроились поудобнее — приготовились слушать.

— Этот Жихарев исчез, — начал Воронов. — Наши патрули пока не обнаружили его. Начальник райотдела в Еке-Утуне говорил, а не используют ли они дорогу, по которой когда-то еще басмачи уходили от преследования в безводную пустыню.

— Такая дорога есть, — подтвердил сержант.

— Очень для нас это плохо… Потому что найти человека, — чтобы он мог там провести, чтобы знал приметы потайных, скрытых колодцев, — такого человека найти не удалось. А ждать… Ждать мы больше не можем.

Шеген виновато опустил голову.

— Я тоже не знаю, — сказал он. — Там давно не ходит никто. Ко их старшина — Жетибай, Жетибай, наверно, знает. И я думаю, что он повел их тем путем.

— Давай дальше… Ты повтори всем, как мне объяснял. Каждый должен ясно представлять обстановку. Чтобы — в случае чего — мог действовать самостоятельно.

— Тем путем если они пошли, то могут выходить через Дай-Хаттын…

— Дай-Хаттын… — прикинул лейтенант, вспоминая, как далеко от них этот колодец. — Нам, пожалуй, три дня ходу. Так?.. А Жихарев тот же путь за сколько пройдет?

— Ему — в обход… Четыре… да, четыре дня ему надо, — посчитал Шеген.

— Один день у него в запасе, — напомнил сержант.

— Да, а может, и два… Пьем чай и по коням, — распорядился Воронов.

Досымжан слушал их внимательно, но участия в разговоре не принимал. Он отломил веточку саксаула и чертил на песке какие-то рисунки, понятные ему одному, стирал и тут же принимался чертить заново.

IX

Торопились они, торопился и Жихарев.

Его группа находилась на марше и в полдень, когда марево лишало четких очертаний сыпучие ребристые пески, а солнце, повисшее над головой, подрезало тени. Лошади больше не выдерживали рыси, и шаг у них был неуверенный, они часто спотыкались. Сарсенгали пришлось спешиться, он своего коня вел в поводу. И у всадников вид был истомленный — воспаленные лица, запавшие глаза, сухие губы.

Впереди всех ехал — тоже шагом — Жетибаев, он беспрестанно осматривался и бормотал сквозь зубы ругательства.

Его нагнал Жихарев и спросил:

— Что, не видно?

— Скоро увидим.

— Ты с утра это говоришь, А ведь последняя наша вода ушла еще вчера под вечер.

— Скоро будет, — упрямо повторил Жетибаев.

— Рискованно все-таки. Прошло больше пятнадцати лет, по твоим же словам. Может, завалило давным-давно все твои колодцы, а мы на них надеемся и строим планы…

— Колодцы не завалит, — уверенно возразил ему Жетибаев. — Их копали старые мастера. Тысячу лет будут стоять! И никто не найдет. Пустыню аллах создал для нашей свободы.

— Или для нашей погибели, — проворчал Жихарев.

Они были заняты разговором, и этим воспользовались Касым и Нуралы, — Нуралы, державшийся на полконя сзади, негромко сказал вдогонку:

— Касым, я предупредить хочу: проклятый Сарсенгали не спускает глаз с меня и тебя. Жетибай, я слышал, сказал нашему начальнику — Касым думает много… Хорошо еще, поверили, что жены у тебя нет.

— Жены нет. Старик меня узнал — они его прикончили. Узнают про жену — то же с ней сделают, еще хуже. Нет жены… Ничего нет. Касыма нет. Нуралы нет. Но ты не бойся. Им нельзя без нас. А то бы они уже давно…

— Зря ты тогда остался со мной, Касым. Ты ведь мог уйти — и ничего бы с тобой не случилось.

— Перестань, как баба! Мог… зря…

Сарсенгали, который вел своего коня следом за Жихаревым, неожиданно обернулся. Но к этому времени Нуралы тоже спешился и повел лошадь в поводу.

Лейтенант Воронов рысил в одиночестве, пропустив Шегена вперед.

Дальше — рядом — держались Досымжан и Николай Кареев. Алибай немного поотстал от них, и когда у Досымжана конь перешел на шаг, Алибай тоже слегка натянул поводья.

Лейтенант обернулся и, ни о чем не подозревая, позвал:

— Алибай! Что ты там, в хвосте? Давай ко мне…

Алибай нагнал его и многозначительно сказал:

— Летинан, я должен сзади ехать.

— Это почему?

— А ты не знаешь? Я смотрю, что Досымжан делает.

— Что?..

— Да, Досымжан… Кто-то должен за ним смотреть. Он же был другом тех, которые приходили в Каркын.

Воронов вспыхнул, но при напоминании о Каркыне, — о том, что произошло там, — сдержался и спокойно сказал:

— Алибай, выбрось это из головы и больше так не думай. Если бы Досымжан был их другом, он не шел бы сейчас с нами. Ты понял?

По лицу Алибая трудно было угадать, согласился он или нет, и потому лейтенант добавил:

— Выбрось, выбрось из головы ко всем чертям!

Ему не надо было спрашивать, откуда у Алибая такие сведения, и он позвал:

— Сержант!

Ругать сержанта при всех он не мог и потому тихо, но достаточно зло сказал:

— Вы что дурите парню голову? Зачем болтаете при нем о Досымжане? А? Молчи… И сам к нему не привязывайся. Не хватало только, чтобы Досымжан пожалел, зачем он пришел к нам с повинной после выброски.

— Я тогда убью его, как собаку!

— Если бы надо было, и без тебя это сделали бы… Больше чтоб я не видел косых взглядов, твоих косых взглядов в его сторону. Понял? Все!..

— Есть… — очень невыразительным голосом ответил сержант и придержал своего коня, чтобы все остальные всадники поравнялись с ним.

Алибай, сидя в седле, держал в руке неразвернутое письмо Джилкибая. Губы у него беззвучно шевелились. Может быть, он повторял слова о том, что надо бить врага так, чтобы он позабыл к нам дорогу… Может быть — то место, где брат передавал привет своей жене Жаныл, которой больше нет, и говорил, что будет у них сын, достойный внук своему деду Абдрахману.

— Что