Он вышел на улицу. Теперь на нем была толстая шерстяная куртка, а в руках — бумажный пакет, набитый круассанами, шоколадными булочками и сдобой. Его волосы были белыми от муки. «Вот…» — сказал он им с кроткой и робкой улыбкой, протягивая пакет. Потом, не двигаясь, смотрел, как они опустошают его, и, пока они ели, все так же улыбался. «Булочник! — воскликнул наконец Юрбен, с еще наполовину набитым ртом, — это было здорово!» — «О, — сказал паренек, краснея, — я еще не булочник, я только ученик». — «Ну а я, — продолжил Юрбен, облизывая пальцы, — провозглашаю тебя королем булочников!» Вдохновленный напыщенным тоном, которым заговорил его приятель, Янтарная Ночь подхватил: «Чтобы отблагодарить тебя, мы немедля исполним любое твое желание. Потому что, видишь ли, мы в этом мире — и в этот миг — можем все!» — «Но мне ничего не надо, — сказал паренек своим писклявым голоском. — Если вы угостились, тем лучше, мне очень приятно, и этого хватит. Ну, мне теперь пора обратно». Но Янтарная Ночь настаивал. «Неужели нет ничего такого, чего бы ты хотел? Ведь есть же у тебя какое-нибудь желание, наверняка! Давай, скажи нам, и будет исполнено! Только поторопись, потому что наша сила переменчива». Улыбка паренька сделалась еще более бледной, а голос еще более слабым; он пробормотал, немного потупившись: «Я бы очень хотел найти друга…» — «Только — то? — воскликнул Янтарная Ночь. — Тогда твое желание исполнилось. Ты его нашел — это я!» И, чтобы доказать подмастерью правдивость своих слов, нацарапал на бумаге пакета, насквозь пропитанной маслом и липкой от сахара, свои имя и адрес. Паренек взял бумагу, что-то промямлив, и торопливо вернулся к своей печи. Они тоже ушли. Вкус горячих рогаликов и нежной сдобы уже растаял у них во рту, заглушенный вкусом алкоголя и табака, которыми они злоупотребляли всю ночь. А также растаяло детство, овладевшее ими на краткий миг.

Расставаясь, Юрбен спросил Янтарную Ночь: «Ты что, в самом деле дал свой адрес этому пентюху?» — «А как же! — ответил тот, — я ему написал: Янтарная Ночь — Огненный Ветер, обитающий под крылом Ангела — огромного и нелепого, как птица очень высокого полета. С таким адресом этот простофиля может вечно меня искать!»

Как раз это и сделал маленький подмастерье — стал искать. Потому что совершенно всерьез воспринял заявление Янтарной Ночи — Огненного Ветра; его невинность и чистота были так велики, что граничили с простоватостью. Он до такой степени был чужд всякого зла, что даже представить не мог у других малейшего вероломства или насмешки. Так что, вернувшись тем утром к своей печи, расправив клочок промасленной бумаги, исписанный Янтарной Ночью, и прочитав адрес, более непонятный, чем китайская головоломка, он ни секунды не усомнился в серьезности и искренности этого человека, объявившего себя его другом. Разумеется, он ничего не понял в этой абсурдной шараде, но нисколько не встревожился — даже не удивился. Как те сказочные принцы, которые ради завоевания своего королевства или встречи с возлюбленной должны пройти через испытания и борьбу, одолеть тысячи таинственных преград, так и он отнесся к этой загадке — спокойно и доверчиво принял ее условия. И тогда сознательно, день за днем он стал прочесывать город, улицу за улицей, выслеживая все фигуры ангелов, какие там могли находиться, чтобы отыскать след своего обетованного и тотчас же исчезнувшего друга.

Ибо он чувствовал себя таким одиноким в этом городе, где все и вся было ему чужим. Он приехал сюда лишь несколько месяцев назад; огромное урбанистическое пространство, сплошь загроможденное зданиями, монументами, автомобилями, терзаемое грубой и торопливой толпой, шумами и криками, совершенно сбивало его с толку и наполняло тревогой. Он впервые покинул свой родной край, свою деревню. Свой остров.

Крошечный, отделенный от суши кусок земли — плот из песка и скал, затерянный среди океана, света и ветра. Его деревушка — несколько очень белых домов с крышами из округлой черепицы, сгрудившихся между виноградниками, окаймленными красными травами, тамарисками, соснами и солончаковыми болотцами. Там, рядом с солончаками он родился и всегда жил. Посреди моря, лицом к соляным садкам, залитым очень мягким и живым светом, в полной прозрачности. В прозрачности, которая все еще искрилась и звенела в его сердце, из-за которой он больше, чем когда-либо, ощущал себя островитянином посреди этого необъятного и непонятного города. Со времени своего приезда в Париж он еще ни с кем не сдружился. Жил, замкнутый в своем одиночестве, давившем на него изо дня в день все сильнее, между двумя подвалами — подвалом пекарни и его жилья. Так что, когда тем ранним декабрьским утром его окликнули с улицы двое незнакомцев, а один из них так уверенно предложил свою дружбу, он вдруг почувствовал себя освобожденным от невыносимо тяжкого бремени полного одиночества, которым обернулось его изгнание в город. Кто-то готов был вырвать его из западни. Тогда он стал искать. Долго искать.

И нашел. Однажды он оказался там, на тротуаре улицы Тюрбиго, запрокинув голову, разинув рот, под цоколем, в который упирались невидимые ноги ангела. Едва заметив его, он уже знал, что это тот самый, под чьим крылом нашел приют его столь желанный друг. Ибо тот и в самом деле был огромен и совершенно необычен, со своим тонким, вытянутым на три этажа телом, прилепившемся к фасаду здания. Он смотрел на него, пока не потемнело в глазах, и не свело вывернутую к окнам под крыльями шею. Тогда, забыв свою робость, он вошел в холл и позвонил в дверь консьержки. Та не знала никого по фамилии Янтарная Ночь — Огненный Ветер, но он так точно запомнил облик этого незнакомца и описал его консьержке так четко, что та в конце концов поняла, о каком жильце идет речь, и указала ему этаж и дверь.

Он одним духом взбежал по лестнице и, совершенно запыхавшись, остановился на пороге Янтарной Ночи. Не раздумывая дольше, постучал. Многократно, гулко. Потом упала еще более гулкая тишина, заполнив лестничную площадку, странно выявив тени, углы стен, контур его собственной руки с согнутыми пальцами, прижатой к дереву двери. И вдруг он почувствовал, как его сердце забилось быстрее, кровь прилила к вискам, глаза затуманились. На его удары отозвался звук шагов. Звук, такой же отчетливый и гулкий, как и его удары, приближался оттуда, из-за двери. И внезапно дверь распахнулась настежь. Они оказались лицом к лицу, в дверном проеме, застыв по обе стороны соломенной циновки.

Янтарная Ночь так резко распахнул дверь, что все еще прижатая к ней рука визитера упала в пустоту и, падая, уткнулась в торс Янтарной Ночи. Он не отступил, а всего лишь удивленно воззрился на незнакомца, который, казалось, хотел опереться о него. Но тот спохватился, убрал руку и в конце концов неуверенно сказал, опустив голову: «Вы меня не узнаете?..» — «Я вас просто не знаю», — ответил Янтарная Ночь довольно холодно. Тогда тот заговорил очень быстро, путаясь в словах и задыхаясь: «Нет, нет, вы меня знаете… в общем, и да, и нет… вы не помните?., рогалики, сдоба… в общем, правда, это уже давно, было очень холодно… в начале зимы, припоминаете? Вы были вдвоем, на улице, было еще темно, вы… я булочник, ну, ученик, вы меня окликнули, вы есть хотели и… о, я уже не знаю, что говорить… вы мне сказали, чтобы я чего-нибудь пожелал… ну, чтобы… как все это трудно… Мой друг — вы так сказали. Что вы будете моим другом…» — «А!» — отозвался Янтарная Ночь безразличным тоном, означавшим, видимо, что, даже если он и вспомнил ту сцену, ему на нее глубоко плевать. «Знаете, — продолжил тот, — я вас очень долго искал. Вот уж точно! Почти четыре месяца я вас ищу… ангелов-то в этом городе много, статуй, я хочу сказать…» — «Уйма ангелов в Париже? — воскликнул Янтарная Ночь, развеселившись. — Подумать только! Наверняка их все-таки меньше, чем надоед — если только сами ангелы не приставучие». — «Я вам помешал?» — тотчас же забеспокоился подмастерье. «Подумаешь! В конце концов, мы ведь вас тоже однажды оторвали от работы, так что это, быть может, и дает вам право нежданно вторгаться в мою праздность? К тому же, ваше ангельское упорство меня удивляет. Входите, раз уж вы здесь!»