В селе Кроткове (Сенгилеевского уезда), говорят, есть обрытый канавами подвал, в котором висят на железных цепях двенадцать бочек золота. Один мужик брал из этого подвала деньги раз в год взаймы и доставлял их в назначенный срок; другой – пользовался деньгами даром…

Об этом, последнем, передают такой рассказ: «Был у нас в селе мужичок, темный богач; спросишь, бывало, его: “Откуда у тебя, дядя, что берется, давно ли ты был бедняком?” Ничего не говорит, а ухмыляется только… Ну а наверняка узнали, что он берет эти деньги прямо из клада в полночь на первый день Великого поста и после этого раза хворает всякий год. Значит, нечистые дать-то ему дадут, да отомнут ребра. И завсегда уж на Прощеный день он налижется страсть как, чтобы в пьяном-то образе было нечувствительно».

В селе Елшанка (Сенгилеевского уезда) дьячок стал рыть яму, чтобы поставить верею у ворот; вырыл не больше аршина в глубину и вдруг наткнулся на громадную корчагу, набитую битком серебряной монетой. Это неожиданное явление так поразило его, что он от радости и удивленья выпустил неприличное словцо, оттого корчага стала опускаться в землю и совсем провалилась.

В селе Павловка (Корсунского уезда) зарыты два клада, но взять их нельзя. Кто зайдет в одну пещеру, где хранится клад, там тотчас радушно насыплют ему полный подол золота и серебра, но только он выйдет, тряхнет деньги – они все тотчас превращаются в сор. В другой пещере рассыпано бесчисленное количество казны; но кто зайдет и вздумает брать себе из нее, откуда ни возьмись, выскочат дюжие молодцы и зададут ему жесткую припарку.

В Анненском лесу находится завидный клад, и у многих разгорались на него зубы, да больно страшно было приступить к нему – заклят он издавна. Только нашелся один смельчак, отстоял он молебен и пошел рыть этот клад. Едва он коснулся щупом плиты, которая покрывала котел с серебром, как выскочил оттуда цыган да за ним… Смельчак до того перепугался, что на другой день помер.

Известно, что клад даром не дается, а требует непременно жертвы из голов человеческих. Так в селе Барышка (Корсунского уезда) рассказывают об одном корыстолюбивом крестьянине, который пожертвовал своей женой и тремя снохами, чтобы достать кувшин с золотом из клада.

Близ села Труслейки (Корсунского уезда) саженях в тридцати возвышается Попова гора, на которой растет орешник. Когда поспели орехи, в 1848 году, ходили женщины собирать их. Набрав котомку орехов, одна женщина пошла домой и стала уже спускаться под гору, как вдруг услышала позади себя чей-то незнакомый голос: «Агафья!..» Оглянувшись, она увидела, что за ней катится золотая мера или четверик. Агафья со страха не могла ступить шага и не знала, что ей делать. Мера подбежала ближе и говорит ей:

– Агафья, возьми меня к себе, со мной будет тебе чем пожить на своем веку.

Агафья сначала согласилась: отчего же и не взять? Но мера отдавалась не даром.

– Давай сделаем уговор, – сказала она.

– Какой же будет уговор? – спросила Агафья.

– А вот какой, – отвечала мера, – отдай ты мне своего мужа и поживай в свое удовольствие.

Агафья совершенно опешила, потому что сильно любила своего мужа. Зло ее взяло, и она с досадой произнесла:

– Провались ты, проклятая, в землю, да чтоб и там тебе места не было!..

Мера тотчас загремела и провалилась, так что доселе можно заметить на этом месте небольшую яму.

В одном селе жила женщина, дурочка не дурочка, да и умной-то грех назвать. Идет она в сумерки из леса – теща послала ее искать корову, – раздумывает и чуть не плачет, что не отыскала корову и ей достанется от тещи. Вдруг подскакивает к ней медный кувшинчик на длинных ножках, похожий на самовар, только голосистее.

– Ударь меня, – говорит, – Марфа, палкой.

– Да за что я тебя стану бить, голубчик!

– Ну, хоть толкни ногой посильнее, – толкует самоварчик.

Она шла босиком и ковырнула его большим пальцем ноги.

– Динь-динь-динь, – кувшинчик весь рассыпался золотыми лобанчиками.

Она собрала их в подоле и принесла домой. Теща начала было ругать ее за корову, но, когда Марфа показала свою находку, забыла все и отобрала у нее лобанчики. Только не впрок пошли ей эти деньги. Через две недели она умерла, и за ней вся семья перевелась; осталась одна Марфа.

В одном доме была женщина, не любимая в семье; ей не позволяли даже участвовать в общем деревенском веселье и в играх, и потому она больше сидела дома. Как только останется она наедине с собой, вдруг завоет в трубе ветер и послышится голос:

– Упаду – расшибусь!

Когда она рассказала об этом родным, те подняли на смех и обругали ее. Страх одолел несчастную женщину, и она рассказала о том своей соседке, которая научила ее, как пособить горю.

– Ты возьми, – говорит, – белую скатерть, расстели около печки, поставь хлеба-соли, и как только заговорит в трубе голос, ты скажи: «Упади – расшибись на хлеб, да соль, да на добрые годы!»

Припасла все это молодуха, сидит одна-одинешенька по-прежнему, а голос не объявляется, так что она о нем и забывать стала. Сидит она однажды вечером, задумавшись; вдруг завыло в трубе сильнее прежнего:

– Упаду – расшибусь!

Сначала молодуха оробела, потом оправилась и тотчас разостлала скатерть и проговорила, по совету соседки, немудреные слова.

Клад рассыпался из трубы серебром прямо на скатерть.

Шел солдат со службы и в одной деревне попросился ночевать. А хозяева говорят:

– Мы бы рады тебя пустить, да у нас в дому нехорошо, сами дома не ночуем – летом в мазанке, а зимой к соседям уходим – у нас печка кричит.

– Ну, – говорит солдат, – я никакой печки не боюсь, была бы теплая, и там как хочешь кричи, а я спать буду. Мне бы только отдохнуть.

Они его пустили. Поужинали. Он – на печку, а они – в соседи ночевать.

И вот этот солдат спит. А часов в одиннадцать, а может быть, пораньше или попозднее, начала под ним печка возиться. Возится и возится. И кричит:

– Развалюсь! Раз-ва-люсь!

А потом все сильнее начала возиться, уж ей терпенья нет. И принялась еще громче кричать:

– Развалюсь! Развалюсь! Развалюсь!

Солдат думает: «А ну как и в самом деле развалится, да еще меня кирпичом придавит?!» Он с печки долой. Обуться хотел, один сапог нашел, а другой – нет. А она все кричит. Он ищет сапог, не найдет… А она кричит:

– Развалюсь! Развалюсь! Развалюсь! Развалюсь!

Он и сказал:

– А, шут с тобой, разваливайся!