Ну да, на словах она готова идти с ним до конца, но кто знает, как поступит Ксения, ощутив нарастающую в нем физическую неприязнь?

Так, хватит комплексовать, надо тоже настроиться на дальний контакт.

Павел прикрыл глаза и сосредоточился.

А гибкое тело прижималось все сильнее, он уже ощущал, казалось, каждую клеточку этого тела. Но отодвинуться не смел.

И это очень, очень мешало сосредоточиться.

Если бы Павел сейчас мог видеть лицо Ксении, он был бы, мягко говоря, озадачен. Она явно не особо концентрировалась, лицо было расслабленным, полным желания, глаза полуприкрыты, раздвоенный язык возбужденно облизывал губы…

И голос Павла, окликнувшего ее, похоже, вырвал самку рептилоида из блаженных грез — она вздрогнула и недовольно скривилась. Что совершенно не соответствовало нежному, мягкому тону ее ответа:

— Что, любимый?

— Пожалуйста, не называй меня так! Имени вполне достаточно!

— Извини, Паша. Так что ты хотел?

— Ничего себе вопрос! — Павел явно начал заводиться. — Ты мне что пообещала? Связь с Дворкиным. Но вместо этого я вообще тебя не слышу, ты только сопишь у меня за спиной и елозишь по моему телу! Ты что, меня за идиота держишь? Собственно, ты права — я действительно идиот! Повелся на девичьи слезки и слова, единственной целью которых было затащить меня в постель!

Он вскочил с кровати и швырнул Ксении ее одежду:

— Одевайся и уходи! Я сам справлюсь! И не вздумай мне мешать! Ну, чего застыла?

Ксения не отвечала, словно и не слышала. Она действительно застыла на кровати, закрыв глаза и сосредоточенно нахмурившись. Павел пару мгновений смотрел на нее, затем сел на стул и тоже закрыл глаза.

И стоило ему сконцентрироваться, как он снова увидел путеводную ментальную нить. Скользнул по ней и вскоре словно подключился к разуму Дворкина. И то, что он уловил в мыслях секьюрити, Павлу не понравилось. Очень не понравилось.

Там было слишком много горя, раскаяния и ненависти.

Спросить, что случилось, Павел не успел. Потому что увидел сам…

Ванну, наполненную алым. Мертвенно-бледное запрокинутое лицо Моники. Ее тонкие руки с перерезанными венами…

Дворкин трясущимися руками бинтовал запястья девушки, крича кому-то:

— Где эта чертова «Скорая»?!!

И глухое, горькое:

— Похоже, он все-таки изнасиловал девочку, тварь…

А в следующее мгновение в голове Павла что-то взорвалось.

Этим «чем-то» была плотина, сдерживавшая темное, звериное внутри мужчины. Или змеиное?..

Больше не было сочувствия, жалости, человечности. Только слепящая, холодная ярость, заморозившая все остальные чувства и эмоции.

А еще внутри все сильнее закручивался разрушительный торнадо ментальной мощи, именно мощи, не силы. Павел больше не ощущал себя человеком, он был центром урагана, готового смести все и всех на своем пути.

Всех, кто посмеет мешать.

Он медленно поднялся и направился к двери. Что-то испуганно кричала Ксения, но Павел не слышал. Затем девушка попробовала достучаться ментально, даже остановить пыталась. Но со страхом ощутила, как ее сконцентрированный удар, способный превратить любого человека в пускающего слюни идиота, буквально отлетел от Павла, словно пушинка.

Он молча вышел из комнаты, даже не позаботившись закрыть за собой дверь.

— Черт, черт, черт, — забормотала Ксения, торопливо одеваясь. — Кажется, у нас проблемы.

Она вытащила из кармана джинсов мобильный и нажала кнопки быстрого вызова. Отец ответил почти мгновенно:

— Ну что, получилось?

— Да, но…

— Ты умница! Я, если честно, сильно сомневался, что…

— Отец, все плохо!

— О чем ты?

— Где Макс?

— Здесь, со мной.

— Где — здесь? Вы наверху или в поселении?

— В поселении, конечно. Ждем завершения нашей, если можно так сказать, операции. Твоей операции, ты достойна стать матерью Спасителя и лидером нации…

— Папа, оставь этот пафос, у нас проблемы!

— Ничего не понимаю! Ты же сказала, что вы с Павлом…

— Папа, помолчи и послушай! Павел оказался гораздо сильнее, чем мы думали! Он опасен! Его надо остановить любой ценой, иначе…

— Перестань, дочка! Ну да, Павел силен, очень силен, но я специально собрал в поселении всех рептилоидов, обладающих силой. И Макс поэтому здесь, и я. А главное — ты. И вообще, что там у вас случилось? Ты что, силой его в постель уложила? Тогда все было напрасным, ты же знаешь — совокупление должно быть добровольным, с максимальным слиянием не только тел, но и ментальных…

— Все было как надо, но потом я допустила ошибку. Показала Павлу его девку.

— Монику, что ли? И что с того? Макс, конечно, недоволен, что у него отобрали игрушку до того, как он с ней наигрался, но я все объяснил ему, и он понял. Понял, что иначе ты не смогла бы подобраться к нашему донору достаточно близко.

— Отец, пока мы с тобой болтаем, Павел убивает наших!

— Да почему?!! Моника на свободе, папашку его ты пришла помочь освободить, мы его отпускаем на все четыре стороны, вернее, он думает, что убегает с твоей помощью, и обещает дать нам неделю. За эту неделю мы спокойно перебираемся…

— Моника не на свободе, Моника умирает.

— Что-о-о?! Как?! Макс, ты что с ней…

— Это не Макс, это я. Я виновата.

— В смысле?

— Я… я не могла позволить этой девке получить моего мужчину, понимаешь?! Я надеялась, что без нее Павел рано или поздно станет моим, потому что то, что он пережил со мной, он никогда не сможет пережить с человеческими самками! И если та девка умрет…

— Ты что, убила ее?! Но как? Разве ты умеешь делать это на расстоянии?

— Я умею внушать нужные мысли. Моника вскрыла себе вены. И Павел увидел это глазами Дворкина. А когда услышал, что Макс изнасиловал…

— Но он не насиловал! Вернее, не успел, я помешал!

— Но Дворкин это озвучил, и Павел, он… Это страшно, отец. Очень страшно. Я ни с чем подобным еще не сталкивалась! Павла надо остановить любой ценой!

— Любой ценой? Ты имеешь в виду…

— Да! Убейте его!

— А не рано? Ты уверена, что все получилось?

— Да. Я уже чувствую моего ребенка.

— Этого не может быть!

— Может. Он очень силен. Очень.

Ненависть. Слепящая ярость. Темное, глубинное желание уничтожать любого и каждого, кто попытается встать на его пути.