— А… а почему у них слюна пошла? — Кульчицкий нахмурился, всматриваясь в пустые глаза Сысоевича и его ассистента. — Что ты с ними сделал?

— То же, что один из них, Савелий, сделал недавно с тобой. Познакомься — перед тобой два кабачка.

— Павел, но так нельзя! Это жестоко!

— Перестань, — поморщился Павел. — Это — война. Война двух рас. Они нас — представься им такая возможность — не пощадят, что уже не раз доказывали. И заранее предупреждаю: постарайся сейчас не мешать мне и не останавливать, что бы ни случилось, хорошо? Просто иди за мной и поддерживай хотя бы мысленно. Мне это очень поможет. Поддержка, а не осуждение.

— Я постараюсь, — глухо произнес Венцеслав. — Сын, тебе надо рану перевязать, опять кровь идет.

— Некогда, они и так уже приготовили нам встречу, — Павел прислушался и встревоженно нахмурился: — Серьезную встречу.

— Так, может, лучше забаррикадироваться здесь и попробовать вызвать помощь? Тут же компьютер вроде есть. Ноутбук я точно видел.

— А это мысль! — обрадовался Павел. — Ты поищи пока ноутбук, а я займусь нашими не очень любезными хозяевами.

— Но как же рука, ты кровью истечешь!

— Не истеку. — Павел напряженно прищурился. — Все, отец, сейчас не отвлекай меня. Они атакуют.

Венцеслав напряженно всмотрелся в мгновенно осунувшееся лицо сына и поспешил подставить ему стул, на который Павел почти рухнул.

А потом уже старался не смотреть в его сторону, сосредоточившись на поиске ноутбука. Он ведь точно был, Венцеслав видел, как этот змей вносил туда какие-то данные во время издевательств над своим подопытным.

Но вот где? Где этот урод прячет компьютер? И ведь не спросишь уже у него…

Павел не видел, как отец лихорадочно метался по лаборатории, выворачивая содержимое ящиков на пол, он вообще сейчас находился не здесь.

А вот где — идентифицировать было очень сложно. В каком-то странном, вихрящемся пространстве, где не существовало границ, верха, низа, а только пылающие огненные сгустки. Багровые, порой черные, они шли стеной на Павла, постепенно захватывая его территорию.

Рептилоиды действительно собрали всех представителей своей расы, обладающих силой. И их оказалось не так уж и мало. И с каждым из них по отдельности Павел справился бы небрежным щелчком. И даже с тремя.

Но их было гораздо больше.

И теперь они явно не собирались просто лишить Павла воли к сопротивлению, подчинить его, сделать покорным.

Они хотели убить. Павел понял, что больше не нужен им. И это было довольно странно, учитывая предыдущие события. Но причину подобного решения Павел не искал. Не до того было, мягко говоря…

Потому что даже его нынешней мощи, разбуженной судьбой Моники, не хватало для победы над рептилиями. И если отец не сумеет вызвать помощь, побег не состоится…

Но проверить, как там дела у Венцеслава, Павел не мог. Рептилии, почувствовав собственное превосходство, усилили напор, противостоять им было все труднее, казалось, что ментальное давление постепенно превращается в физическое, останавливает сердце, сжимает легкие…

Но одновременно это давление вызвало странный эффект — Павел смог идентифицировать каждого, кто участвовал в атаке. Вот Ламин, вот ненавистный Шипунов, злорадство которого переливалось в его сгустке всеми оттенками грязно-коричневого.

Вот пусть и не очень сильный, но старательный Савелий, который покалечил отца.

Вот Ксения, та самая Ксения, что еще час назад клялась ему в любви. А теперь в ней горит только одно желание — убить! Уничтожить главную опасность!

Вот…

Павел вздрогнул — в сгустке Ксении, багрово-алом, светилась тонюсенькая серебряная ниточка. И эта ниточка словно связывала силу Ксении, не позволяла ей показать всю свою мощь, мешала ей…

И этим мешала всем рептилиям прорвать оборону Павла, потому что Ксения обладала невероятными по силе способностями. А тут — всего лишь едва заметная серебристая паутинка. Всего лишь…

Неужели…

Но додумать Павел не успел — почти сжавшееся вокруг него удушающее кольцо чужой воли внезапно словно взорвалось, разлетаясь на осколки недоумения, страха, паники…

А в измученном сознании Павла прозвучало:

«Павел, вы здесь?»

Кто обратился к нему — Павел не разобрал. Вроде бы кто-то незнакомый, но точно определить не получалось, слишком много сил утекло в этом поединке.

Но что это друг, Павел понял. И откликнулся:

«Да, здесь. Вы кто?»

«Меня зовут Родион Варт, мы пришли помочь».

«Мы?»

«Да, мы. Со мной все ваши друзья и мои коллеги. Продержитесь еще немного, мы скоро будем. Можете не отвечать, чтобы не тратить силы, я вас уже не потеряю».

«Но как? Как вы меня нашли?!»

«Ваш кот привел».

Атос, дружище, так это снова ты? Спасибо тебе…

Павел улыбнулся и открыл глаза. И только теперь услышал за спиной грохот и сдавленную ругань — Венцеслав все еще искал ноутбук.

Увидев, что сын больше не сидит безжизненной мумией, Кульчицкий встревоженно нахмурился:

— Что? Что такое? Ты… ты сдался?

— Еще чего! — усмехнулся Павел, поднимаясь со стула. И тут же, охнув, вцепился в спинку — так его повело в сторону. — Ч-черт…

Венцеслав, бросив громить лабораторию, метнулся к сыну и бережно подхватил его за талию:

— Ты же на ногах не стоишь! — он едва не поскользнулся и перевел взгляд на пол. И ахнул, увидев багровую лужу довольно внушительных размеров. — Господи, сколько крови! Странно, что ты вообще еще сознание не потерял! Надо было сразу рану перевязать! Садись, сынок, я сейчас займусь твоей рукой. Вот только, — Кульчицкий оглянулся на проем двери, — боюсь, нам могут помешать незваные гости.

— Это вряд ли, — через силу улыбнулся Павел. — Обитателям этих нор сейчас не до нас.

— Неужели ты их всех… — Венцеслав глянул на два кабачка в белых халатах и поморщился. — Как-то это… неправильно, что ли.

— Ну что ты! Это они едва не сделали со мной то же самое. Если бы не помощь друзей, сейчас бы в лаборатории безмятежно пускали слюни три овоща.

— Помощь? — оживился Венцеслав, не забывая бережно обрабатывать рану сына перекисью водорода. — От кого?

— Представляешь, Атос привел наших!

— Атос? Твой кот?! Но как он вообще…

— Я не знаю, отец. Но именно благодаря Атосу я все вспомнил. Они ведь нарисовали мне совсем другую личность, я ненавидел тебя и боготворил Магдалену… — Павел криво усмехнулся и покачал головой. — А еще считал Гизмо любимым братом. Ох!