Ачесон предложил Кеннеди следующий план. Он хотел, чтобы Кеннеди существенно увеличил обычные вооруженные силы в Германии, тем самым давая Советам понять, что Соединенные Штаты полны решимости выполнять взятые на себя обязательства по защите Берлина – курс, который, возможно, не слишком отличался от предложенного Томпсоном семилетнего моратория, во время которого две Германии решают спорные вопросы. «Это единственный способ показать, что мы говорим серьезно», – доказывал Ачесон.

Его план состоял не в том, чтобы увеличить силы в Берлине, где они окажутся в ловушке и от них будет мало пользы, а в том, чтобы ввести три дивизии или больше в других местах в Германии. В случае крайней необходимости эти дивизии нападут на Берлин.

Министр обороны Макнамара принял план Ачесона. Кеннеди тоже отнесся к этому плану достаточно серьезно. Однако Ачесон знал, кто выступит против его предложения – союзники Америки. Французы и немцы будут против ослабления ядерных средств устрашения, которые, как они считали, являются долгосрочной гарантией выполнения Соединенными Штатами обязательств по их защите. Британцы стремились к увеличению акцента на переговоры с Советами, то, против чего выступал Ачесон. Поскольку союзники даже между собой не могли договориться, как лучше защищать Берлин, Ачесон посоветовал Кеннеди определиться с курсом в одностороннем порядке и представить его союзникам как свершившийся факт.

Банди срочно, перед встречей Кеннеди с Макмилланом, передал президенту то, что он назвал «важнейшим» документом своего друга Ачесона. Банди сказал Кеннеди, что он должен удостовериться, что его британские визитеры, известные «мягкостью» в отношении Берлина, поняли, что он настроен твердо стоять на своем. Раск вторил Ачесону, что в прошлом переговоры по Берлину потерпели неудачу и нет никакой причины думать, что теперь у них больше шансов достичь успеха.

Ачесон практически мгновенно взял на себя инициативу по Берлину, заполнив вакуум в правительстве. Следом за Ачесоном и Раском советник по вопросам национальной безопасности Макджордж Банди рекомендовал Кеннеди вежливо обсуждать любые планы Лондона, «возможно, надуманные, но взамен мы должны оказать давление, чтобы получить обязательство британской решительности в момент истины».

Овальный кабинет, Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

Среда, 5 апреля 1961 года

Британский премьер-министр Макмиллан был поражен, когда Кеннеди, кивнув Ачесону, попросил его объяснить, почему он считает, что в случае Советов и Берлина конфронтация предпочтительнее, чем достижение приемлемого компромиссного решения. На встрече с американской стороны присутствовали высокопоставленные чиновники по вопросам национальной безопасности и посол США в Лондоне Дэвид Брюс; с британской стороны среди прочих рядом с Макмилланом находился министр иностранных дел сэр Алек Дуглас-Хьюм. Все присутствующие повернулись к Ачесону, и один из самых блестящих ораторов среди дипломатов начал свое выступление.

Кеннеди не сказал, разделяет ли он бескомпромиссные взгляды Ачесона, хотя Макмиллан должен был предположить, что разделяет. Свое выступление Ачесон начал с заявления, что не делал окончательных выводов в своем исследовании по Берлину, но затем решительно изложил решения, к которым он пришел в ходе изучения проблемы. Кеннеди молча слушал.

Макмиллан и Ачесон были примерно одного возраста, а внешний вид Ачесона, великосветские манеры и англоканадское происхождение говорили о его совместимости с любым окружением. Но отличие этих двоих заключалось в оценке того, как вести себя с Советами. Макмиллан с прежним энтузиазмом настаивал на переговорах с Москвой, которые, по мнению Ачесона, не представляли никакой ценности, о чем он говорил еще в 1947 году на закрытом заседании комитета по иностранным делам: «Я считаю, что ошибочно думать, будто вы в любое время можете сесть с русскими за стол переговоров и решить все вопросы». Ачесон перечислил то, что он назвал «констатацией фактов»:

1. Не было удовлетворительного решения берлинской проблемы.

2. По всей видимости, Советы будут форсировать решение берлинской проблемы в пределах календарного года.

3. Нет договорного решения, которое могло бы создать для Запада более благоприятную ситуацию, чем в настоящее время.

Таким образом, сказал Ачесон, «мы столкнемся с проблемой и должны сейчас подготовиться ко всяким случайностям. Берлин имеет огромнейшее значение. Именно поэтому Советы настаивают на решении проблемы. Если Запад провалится, то Германию отцепят от альянса».

Президент не прерывал выступление Ачесона, и поэтому никто не решился прервать его. Ачесон заявил, что переговоры и другие невоенные средства, которым отдавали предпочтение британцы, о чем было известно всем присутствующим, недостаточны. Требуется военный ответ, сказал Ачесон, но каким он должен быть и при каких обстоятельствах?

Макмиллан и лорд Хьюм не выдали охватившего их замешательства. Они только что были в Париже, где узнали, что де Голль – который уже пытался соблазнить Аденауэра идеями голлизма – тоже сильно противится переговорам с Советами по Берлину. Британцы не хотели, чтобы мнение Кеннеди совпадало с мнением де Голля.

У шестидесятисемилетнего Макмиллана крепло убеждение, что большинство надежд Лондона зависит от его способности оказывать влияние на Вашингтон. Это, в свою очередь, зависело от того, как он будет взаимодействовать с новым президентом Соединенных Штатов.

Макмиллан, большой любитель истории, как-то сказал: «Эти американцы олицетворяют собой новую римскую империю, а мы, британцы, подобно грекам античности, должны научить их, как ею управлять… Мы должны стремиться сделать их культурными и иногда влиять на них». Но как получить согласие Кеннеди играть роль Рима по отношению к Греции Макмиллана?

После краха политической карьеры премьер-министра Антони Идена [26], последовавшего за Суэцким кризисом 1956 года, его преемник Гарольд Макмиллан многое поставил на восстановление «особых отношений» с Соединенными Штатами с помощью дружбы с президентом Эйзенхауэром.

Макмиллан играл важную роль в качестве «честного посредника», убеждая президента Эйзенхауэра организовать встречу на высшем уровне с участием Хрущева для обсуждения вопроса о будущем Германии, и он считал провал Парижского саммита своим поражением. Ему не удалось уговорить Хрущева продолжить конференцию. Макмиллан записал в своем дневнике: «Так закончилась, даже не начавшись, встреча на высшем уровне».

Именно поэтому Макмиллан собирал подробную информацию о Кеннеди, чтобы найти подход к человеку, который был на двадцать четыре года моложе его. Макмиллан жаловался другу, журналисту Генри Брэндону, что он уже никогда не сможет установить такие уникальные отношения, какие у него были с Эйзенхауэром, человеком его поколения, с которым он разделил ужасы войны. «А теперь приходится иметь дело с этим дерзким молодым ирландцем», – сокрушался Макмиллан.