Хьюм хотел переключить внимание американцев с обсуждения чрезвычайных обстоятельств на обсуждение потенциальных возможностей во время переговоров по Берлину с Кремлем. Он утверждал, что Хрущев связал себя всего одним обязательством, которое ограничило его пространство для маневра, и этим обязательством было прекращение оккупационного статуса Берлина. По мнению лорда Хьюма, Хрущев «мог сняться с крючка», если союзники подпишут соглашение о сохранении статус-кво примерно на десять лет, но в течение этого времени статус Берлина будет изменен. «Хрущев не попал на крючок, и, значит, ему не надо избавляться от него», – ответил Ачесон.

Ачесона выводило из себя то, что он называл британской бесхребетностью в отношении Москвы. Он резко напомнил Хьюму, что Хрущев «не является законником. Он оказывает давление, стремясь разделить союзников. Он не собирается заключать договор, который устроит нас. У нас хорошая позиция, и мы должны сохранять ее». Ачесон опасался, что обсуждение подписания договора с Восточной Германией, который служил интересам только Советского Союза, «подорвет немецкий дух».

Напряженность между Хьюмом и Ачесоном заполнила комнату.

После неловкого молчания Раск согласился с Ачесоном, что любые переговоры о принятии такого договора станут «началом спуска по скользкому пути». Он сказал, что Соединенные Штаты должны ясно дать понять, что ситуация, сложившаяся в Берлине, – это результат войны, а не «любезность со стороны Хрущева». Соединенные Штаты, заявил Раск, обращаясь к британцам, – великая держава, которая не позволит выдворить себя из Берлина.

Хьюм предупредил американских коллег о выводах, которые сделает общественность Запада, если Хрущев открыто предложит то, что может показаться разумным изменением законного статуса Берлина, и Запад не сможет выдвинуть никакой альтернативы. Для западного присутствия должно быть найдено новое правовое основание, убеждал Хьюм, поскольку существующее «право на территориальный захват» в качестве оправдания оккупации Берлина «становится неубедительным».

Ачесон не замедлил с ответом: «Это наша власть становится неубедительной».

На следующее утро работа возобновилась почти в том же составе, но, к удовольствию британцев, отсутствовал Ачесон. Однако его дух продолжал витать в воздухе. Президент Кеннеди выразил желание, чтобы американские и британские эксперты объяснили ему, почему Хрущев не предпринимал никаких действий по Берлину до настоящего времени. Что его удерживало? Неужели он опасался ответа со стороны Запада?

Лорд Хьюм сказал, что, по его мнению, Хрущев «больше не будет откладывать решение проблемы». Посол Чарльз Юстис (Чип) Болен был того же мнения. Ведущий специалист государственного департамента по Советскому Союзу, который был послом в Москве с 1953 по 1957 год, считал, что ухудшение китайско-советских отношений и «назойливость восточных немцев» вынуждают Хрущева занять более воинствующую позицию. Советы не столько заботятся о Берлине, утверждал Болен, сколько считают, что его потеря может привести к распаду их восточной империи.

Кеннеди вернулся к обсуждению доклада Ачесона. Если Хрущева удерживает угроза военной конфронтации с Западом, сказал Кеннеди, то «нам следует подумать, как создать эту угрозу. У нас нет козырей для переговоров по Берлину. Таким образом, нам следует обсудить, как вчера предложил мистер Ачесон, план действий».

С возвращением призрака Ачесона собравшиеся обсудили следующий возможный шаг Хрущева и возможный ответ Запада. Британцы не видели возможности избежать переговоров, в то время как большинство американцев высказывали сомнение в их пользе. Посол Кеннеди в Соединенном Королевстве Дэвид Брюс, бывший офицер разведки, посол Эйзенхауэра в Западной Германии, сказал, что Соединенные Штаты не должны отдавать те немногие оставшиеся у них права в Берлине. «Мы не можем игнорировать последствия, которые вызовет ослабление нашей позиции по Берлину в Центральной Европе и Западной Германии».

Встреча с Кеннеди близилась к концу, когда Макмиллан недовольно заявил, что так и не понял, когда и какие меры по Берлину Запад предпримет против шагов Советского Союза. Не имея четкого плана, сказал он, Кеннеди может быть вовлечен в войну, которую он хочет по той простой причине, что Великобритания тоже может оказаться втянута в военные действия.

Кеннеди, оспаривая мнение Ачесона по этому вопросу, ответил, что речь идет о сдерживающем эффекте ядерного оружия, который «не даст коммунистам вовлечь нас в войну за Берлин».

Макмиллана интересовало, что будет в Западной Германии после смерти Аденауэра, – не может так случиться, что при менее решительном лидере берлинская игра будет проиграна Советам. «Рано или поздно, скажем, через пять, десять лет, русские могут предложить западным немцам единство взамен нейтралитета», – рискнул он высказать мнение, упорно повторяя сомнения британцев в надежности немцев.

Отвечая Макмиллану, Болен сказал, что, по его мнению, пришло время, когда западные немцы клюнут на «приманку в виде нейтралитета». Советы, сказал он, тоже больше не могут позволить социализму исчезнуть из Восточной Германии. Брюс заявил, что в настоящий момент основная проблема состоит в том, что беженцы из Восточной Германии «ослабляют все, что делается для создания нормальной жизни в государстве»; в 1960 году страну покинуло 200 тысяч человек, и примерно 70 процентов из них люди трудоспособного возраста.

В меморандуме, который подвел итог встречи, были сглажены противоречия сторон. В нем говорилось, что США и Великобритания ожидают обострения Берлинского кризиса в 1961 году; они пришли к единому мнению, что потеря Западного Берлина явится катастрофой, и считают, что союзники должны ясно показать Советам всю серьезность намерений в отношении Берлина. В документе подчеркивалась необходимость разработки плана на случай непредвиденных обстоятельств.

В Розовом саду [28]Белого дома, освещенном яркими весенними лучами солнца, Кеннеди вместе с Макмилланом прочли совместное заявление, занявшее одну страницу, в котором говорилось «о высочайшем уровне соглашения по сути проблем, с которыми мы сталкиваемся».

Смягчая значительные разногласия, возникшие в процессе переговоров, эти двое сошлись во мнении «о важности и трудности работы по достижению удовлетворительных отношений с Советским Союзом».

Макмиллан немногого добился на этой встрече с Кеннеди. Ему, правда, удалось добиться, чтобы Кеннеди одобрил британские усилия по вступлению в Общий рынок, как часть его «грандиозного плана», решающий голос в поддержку против возражения Франции. После двух продолжительных личных разговоров между Кеннеди и Макмилланом установились личные отношения.