Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туда ему, значит, и дорога! Гавриловна сказывала, у нас в городе от этой поддельной водки народу перемерло страсть сколько. А ее, значит, вот кто продавал… А вы ступайте, – внезапно посуровев, заявила она. – Ступайте, ступайте, нечего тут сшиваться. Понакурят, понаплюют, понагадят везде, а потом за ними убирай. Нету его, и нечего вам тут делать.
– Да мы ничего, – сказал Подберезский. – Мы уже. До свидания.
– Доброго здоровьичка, – неприветливо сказала старуха и с пушечным грохотом захлопнула дверь.
Щелкнул запертый замок, и на площадке стало тихо.
– Ну дела, – сказал Комбат, но Подберезский дернул его за рукав и махнул рукой в сторону лестницы. Борис Иванович кивнул и двинулся за ним следом. Андрей был прав: старуха наверняка подслушивала под дверью.
Они торопливо спустились по лестнице, ступая почему-то на цыпочках, вышли в залитый солнцем двор, забрались в машину, которая превратилась в раскаленную духовку.
– Итак, – сказал Подберезский, нажимая кнопку электрического стеклоподъемника, – что мы имеем?
Имеем непьющего распространителя поддельной водки, который окочурился, отведав собственного товара, на квартире у Бакланова.
– Трогай, трогай, – нетерпеливо перебил его Комбат. – На ходу поговорим. Так ведь и изжариться недолго. Да о чем тут говорить? Надо звонить этому умнику из одиннадцатого кабинета, пускай разбирается.
– Да? – с сомнением переспросил Подберезский, выводя машину из двора.
– Конечно. Только сначала надо съездить в Куяр и начистить рыла коллегам этого Макарьева. Потом, когда их посадят, до них уже не доберешься.
– А ты уверен, что менты сумеют в этом разобраться? Вернее, захотят разбираться?
– Ни в чем я не уверен, – буркнул Борис Иванович. – На перекрестке поверни налево… Да, здесь. Теперь все время прямо, а когда выедем из города – направо. Ни в чем я, Андрюха, не уверен, – повторил он. – Значит, тем более надо ехать в Куяр. Но Баклан-то каков! Это же надо было такую казнь устроить!
Не ожидал от него, честное слово. Видно, здорово его этот Макарьев достал.
– Думаешь, Баклан его силой напоил?
– А ты как думаешь? Если бы ты этой отравой торговал, стал бы ты ее пить, да еще в таких количествах?
– Может быть, он сам не знал, чем торгует? – осторожно предположил Андрей.
– Держи карман шире! Но даже если не знал, это ничего не меняет. Он ведь, если верить этой бабке, был непьющий. Или малопьющий, что практически одно и то же. А тут вдруг взял и засосал целый литр, да еще и без закуски. Нет, чует мое сердце, что без Бакланова тут не обошлось.
Машина проскочила микрорайон Дубки, миновала последний светофор и вырвалась на загородное шоссе.
Подберезский прибавил газу, не обращая внимания на рытвины, испещрившие давно нуждавшийся в ремонте асфальт. Встречный ветер засвистел в открытых окнах, охлаждая разгоряченные лица, по обе стороны дороги желто-зелеными стенами встал сосновый бор.
Небо над дорогой было блекло-синее, без единого облачка. Стрелка спидометра уверенно ползла вправо.
Вскоре они проскочили Т-образную развилку.
– Вон там, – сказал Комбат, кивая в сторону оставшейся позади примыкающей дороги, – раньше стояли ракетчики. Штаб дивизии, так называемая Десятая площадка. Не знаю, как сейчас, а раньше можно было прийти в кассу на автовокзале и попросить билет до «десятки». Туда автобус ходил. Вернее, не туда, а в Солнечный. Есть такой поселочек в лесу. Десятка два панельных пятиэтажек, а в них живут одни прапорщики. С семьями, конечно.
– Кошмар, – сказал Подберезский.
– А дорога тоже с историей, – продолжал Комбат. – Сверху-то асфальт, а под ним, не поверишь, четыре слоя бетонных плит. Болота здесь, брат, знаменитые. Построили стройбатовцы дорогу, а она возьми да и утони. Они, конечно, люди военные, у них приказ… Положили поверх одной дороги другую, а она тоже утопла. Так и строили, пока в твердый грунт не уперлись.
– Сказки, – сказал Подберезский, – К тому же я их уже слышал. Сейчас ты скажешь, что тебе про это рассказывал генерал, который в ту пору командовал стройбатом, – Нет, – сказал Борис Иванович. – Не скажу.
Это я в Москве мог про это говорить, а здесь-то зачем?
Вон она, дорога. Дам тебе лопату, вот и весь разговор.
Убедишься собственными глазами.
– Верю, – быстро сказал Подберезский. Порой было трудно определить, шутит Борис Иванович или говорит серьезно. Андрей представил себе, как, обливаясь потом и отгоняя локтями слепней и мошек, стоит, согнувшись в три погибели, на солнцепеке и роет яму саперной лопаткой, а Комбат сидит поодаль в тенечке, грызет травинку, щурится и томно обмахивается зеленой веточкой.
– Ты не гони, – сказал Комбат, – мы почти приехали.
Дорога плавно повернула влево, и Подберезский притормозил, увидев впереди белый щит с названием поселка и деревянные дома окраины.
Поселок был совсем небольшой, но они потратили почти час, расспрашивая аборигенов и пытаясь отыскать производственные помещения ООО «Заря». Аборигены все, как один, выглядели не до конца проснувшимися и только удивленно таращились, разводя руками. Подберезский попытался освежить их память с помощью денег, но быстро понял, что это ничего не даст.
Деньги у него брали охотно, но узнать что бы то ни было так и не удалось. В конце концов они плюнули и сделали то, с чего следовало бы начать: обратились в местную администрацию.
– «Заря»? – удивился круглый, как глобус, человечек, сидевший в захламленном кабинетике. Его обширная лысина сверкала от пота в пыльных солнечных лучах, которые беспрепятственно вливались в ничем не занавешенное окно. – Это какая же «Заря»? А!
Так это старое овощехранилище! Нет там ничего, по-моему. Эта ваша «Заря» зарегистрирована в городе, а у нас они просто арендуют складское помещение.
Понятия не имею, что они там держат… Это на окраине, в лесу. Можете сами съездить, убедиться, но мне кажется, вы только потеряете время.
– А нам спешить некуда, – сказал Комбат.
– Еще один вопрос, – сказал Подберезский. – Вы не могли бы посмотреть, кто является учредителем этого общества?
– А вам зачем? – насторожился толстяк.
– Надо, – сказал Подберезский и выложил на стол зеленую купюру. – Очень надо.
Толстяк вздохнул, почесал затылок и встал из-за стола.
Он долго копался в сейфе и стенном шкафу, вел какие-то сложные переговоры по внутреннему телефону, куда-то убегал, возвращался и снова убегал.
За всей этой суетой ни Комбат, ни Подберезский не успели заметить, когда и каким образом исчезла лежавшая на столе банкнота. Наконец хозяин кабинета вернулся с картонной папкой, со вздохом облегчения открыл папку, пошелестел бумажками и объявил: